Этим же летом в 1921 году, в августе я чуть не поплатился своей жизнью. Спасло меня предчувствие. Из уцелевших белогвардейцев сформировался отряд человек 20 в дальних приисках, и пошли они оттуда к нам на Усть-Ундургу, чтобы остановить поезд и обобрать его. А у меня по реке Ундурге в 4- километрах было разработано и засеяно ячменем поле, оно уже поспело, и я приехал его косить. Выше меня тоже косила семья из 4-х человек. К ним заходил охотник Егорушка, он жил в Урюме, и хлеб ему пекла моя Катя. Охотился он по реке Чончулу, где у него была зимовка. Он ставил разные ловушки, капканы, а за хлебом и попариться в бане приезжал в Урюм. Я раза два ночевал у него, пока не поставил себе балаган из корья.
Наступал вечер, я проработал целый день и хотел уже расположиться на ночлег, но какое-то чутье толкнуло меня, что мне надо ехать домой. Напротив моего балагана был хороший брод, и мне подумалось, вдруг какая-нибудь банда наскочит, укокошат меня, а коней заберут. И я решил: «Поеду домой, а завтра утром приеду и закончу эту делянку». Оседлал коня и уехал домой, а второй конь ходил в поле повыше покосчиков, там пасся табунок, на который и вышла эта банда.
Видно, у них было много людей пеших, и когда они увидели наших лошадей, то всех переловили, забрали себе. Забрали они и покосчиков, их коней и продукты. Переправились через Ундургу, как раз напротив моего балагана, из него забрали мои продукты и котелок, потом спустились в падь Шалдуру и там расстреляли и сенокосчиков, и охотника Егорошку. И если бы я не уехал домой, то и со мной то же самое было бы.
Приехав утром на покос, я увидел по следам, что прошел целый отряд, а в моем балагане нет ни продуктов, ни котелка. Я завернул коня и поехал обратно в Усть-Ундургу, рассказал людям, что случилось. Мне говорят, что надо звонить в Зилово в милицию. Я так и сделал, и из Зилово приехали поездом 10 человек, мобилизовали всех нас, бывших фронтовиков, и мы пошли вверх по этой пади.
Прошли километров 5 и наткнулись на табор бандитов, а в стороне у лесин троих расстрелянных покосчиков и охотника Егорушку. Стали мы рассматривать следы и поняли, что белогвардейцы поехали обратно мимо моей пашни, а потом перевалили в падь Темную. Тут мы развернулись цепью и пошли в эту падь, но не выслали вперед дозорных, а надо было. Тогда бы мы подошли незаметно и взяли бы всех, потому что они как раз обедали. Но один из наших не вытерпел и выстрелил. Беляки сразу же всполошились, подняли стрельбу. Убили мы только одного их предводителя, а остальным удалось убежать, и хотя мы им вслед вели стрельбу, было все безрезультатно.
Пять коней наших вырвалось и прибежали домой, но моего коня не было. Эта банда моталась еще в наших местах недели две, и мы каждую ночь вели самоохрану, как велели нам милиционеры, которые уехали на третий день. А мой конь все-таки вырвался уже осенью, когда из бандитов осталось только 6 человек.
На этом же лужке, где был мой хлеб, стоял зарод сена, подпертый толстыми слегами. Бандиты остановились тут ночевать, лошадей привязали к слегам с одной стороны, а с другой наладили себе ночевку. У моего коня была манера бросаться от внезапного стука или шороха. И, видимо, так получилось, что он рванулся, выдернул слегу и бросился бежать. Сначала было чистое место, он его знал. Конь переплыл реку Ундургу, на другом берегу которой был березняк. Там он зацепился слегой за толстую березу, не мог ее свалить и остановился.
Простоял на месте дней пять, выбил глубокую канаву, потом стал ржать, когда почуял недалеко людей. Там был мой сосед, он приехал с женой собирать снопы в клади. Они в обед услышали, что недалеко в лесочке ржет конь, который учуял коня соседей и начал подавать голос. Так вот и нашелся мой Мулюк. Как только его отвязали от слеги, он сразу набросился на траву, был он очень худой и голодный. Высох, как доска, но у меня были овес и печеный хлеб, и мой конь быстро поправился. А соседу моему пришлось купить бачок спирта в благодарность за спасение Мулюка.
Свободное копирование
