Дошел до своей команды, отдал документ Зине Гурулеву и наказал ему:
- Если я скоро не вернусь, то сдай в обоз 2-го разряда мое обмундирование, седло и шашку.
Зина снова проводил меня на станцию. Я сказал, что меня определили в госпиталь, но мне бы хотелось попасть в эвакуацию. Мы с Зиной распрощались, поцеловались, он мне говорит:
- У тебя очень высокая температура, ты сильно горячий, надо тебе лучше лечь в госпиталь, полечиться.
А я ему ответил:
- Ладно, Зина, что будет, то и будет. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Так мы с ним распрощались, и я сел в вагон, где было не очень много раненых, нашел место и лег на солому. Чувствую, что жар поднимается, а опухоль в горле прибавляется. Лежу и думаю о том, чтобы хоть до госпиталя живым добраться, а там уже не дадут умереть.
Тут в наш вагон зашел казак с седлом и обмундированием. Он сразу же подошел ко мне и спросил:
- С какого полка, казак?
-Первого Аргунского, а вы с какого?
- А я из штаба дивизии, зовут Васильев, еду в эвакуацию по болезни, а тебя как звать?
- Филиппов я, из Улятуйской станицы 2-го военного отдела.
- А я из Верхнеудинской.
- Слышь, земляк, я болею сильно, не бросай меня. Мне плохо и пить сильно хочется.
Васильев принес мне воды, пощупал пульс:
- Да, неважнецкие у тебя дела. Температура очень высокая.
Он порылся в своей сумке, достал 2 таблетки, велел мне выпить и сказал:
- Пей, не бойся, я фельдшер, и эти таблетки жаропонижающие.
Я проглотил с трудом эти таблетки, но немного погодя почувствовал, что температура все равно поднимается, и опухоль душит горло. На втором ярусе лежали соломенные матрасы. Васильев помог мне залезть наверх, а сам устроился внизу, на полу, на соломе. Мне стало совсем плохо, я забылся, и сколько времени ехали, ничего не помнил. На другой день к обеду пришел немного в себя, попросил пить, спросил: «Сколько времени мы уже едем?» Васильев ответил:
- Скоро уже сутки будут. Сейчас приедем в Проскуров, там будут тяжелобольных снимать и тебя тоже, наверно, снимут.
- Сделай, пожалуйста, так, чтобы меня не сняли. Мне уже немного лучше.
Хотя лучше не стало. Васильев снова дал свои таблетки, и тут поезд подошел к станции Проскуров. По вагонам пошла комиссия, которая снимала тяжелораненых. Когда комиссия подошла к нашему вагону, то Васильев велел мне сесть, а на вопрос: «Есть ли тяжелобольные?» – он ответил: «Нет!». Нам выдали талоны на продукты, сказали, куда идти на перевязки, и еще сообщили, что повезут нас до Киева.
Васильев получил талоны на двоих, сбегал и принес супу, каши и хлеба, но я есть ничего не мог.
Простояли в Проскурове 3 часа. За это время Васильев сводил меня в перевязочную. Мне наложили свежие пластыри на горло и на скулы, мой товарищ еще запасные выпросил, сказал, что сам будет делать мне перевязки.
До Киева мы ехали двое суток, а в Киеве состав разгрузили. Кто мог идти, пошли в госпиталь, который был недалеко. Там нас сразу под горячий душ, потом выдали чистое белье и развели по палатам.
Температура и опухоль у меня спали, и я стал понемногу кушать. Мне давали молоко, кисель и манную кашу, и дело пошло на поправку.
Свободное копирование
