Наш корпус истощился. Его необходимо было сменить гвардейской частью, но эта часть протестовала, была пропитана большевизмом, отказывалась идти в наступление. Немцы перешли в контрнаступление и смяли финский корпус. Получился прорыв линии фронта. Наша часть немного отъехала от передовой и свернула вдоль линии фронта, и мы догадались, что нас гонят в прорыв. Мы ехали часа 3, уже стало светло, впереди увидели большое село и вошли в него.
Нас спешили и заставили окапываться. Взошло солнце кроваво-красное, кто-то сказал:
- Ну, братцы, прольем мы сегодня своей кровушки…
И никто ему не возразил. Все чувствовали, что мало кто останется в живых.
Вдруг увидели, что едут конные немецкие дозоры, и кто-то не вытерпел, выстрелил в первого. Тот упал с коня, а остальные повернули и ускакали в лес. Потом по нам открыли сильный орудийный огонь, сразу загорелись соломенные крыши, появились убитые и раненые. По цепи передали команду отходить перебежками, и тут затрещали пулеметы и ружья немцев. По цепи снова передали, что справа нас обходит немецкая пехота. Вся цепь бросилась бежать. Немцы строчат из пулеметов, мы, скрываясь за халупами и садами, добежали до небольшого леса, в котором находились наши коноводы. Сели на коней, подобрали раненых и начали отходить, а их батареи усилили огонь.
Наш полк отступил километра на 3. Тут оказалась низина, а впереди подъем на невысокий холм, за которым и были заготовлены наши окопы с блиндажами, но полк остановили не доходя до окопов, и передали команду готовиться к пешему строю. Мы стали спешиваться, а командир сотни поскакал в голову узнать точно, что нам делать. Вскоре прискакал галопом назад и стал указывать рукой, куда нам рассыпаться и где рыть окопы. Коноводов отвели за холм, а мы начали окапываться. Наша сотня немного не дотянула до небольшего лесочка, где была готовая линия окопов, и мы стали возмущаться, почему нас не довели до готовых окопов и роем новые. Но нам командир Сипкин возразил:
-Командование лучше знает, не нам им указывать.
Он приказал нашему взводу вытянуться, на правом фланге началась перестрелка, сначала ружейная, а потом загремели орудия и выехали бронемашины, начали поливать из пулеметов так, что головы нельзя было поднять. Наш командир полка выскочил на холм, навел бинокль, чтобы осмотреть фронт, и тут же упал с коня вниз головой, горнист подхватил его и скрылся за холмом.
Напротив нас пулеметы замолчали, они перенесли огонь на центр, а наши цепи стали уползать за холм, и только те, кто двигался ползком, остались в живых. Собралось человек 15 и тут увидели наших коноводов. Кинулись к ним бегом, а коноводы к нам навстречу. Мой коновод Зиновий Гурулев первым подскочил ко мне, я запрыгнул на коня, а он спрашивает:
-Где Коновалов?
-Остался на месте почивать навечно, посади кого-нибудь другого. Тут подбежал Кайгородцев из первого взвода и говорит:
-Дайте мне коня! Там недалеко упал наш взводный, он ранен, я покажу, где он.
Мы завернули и поехали втроем, потом пришлось спешиться, кругом свистели пули. Зиновий остался с конями, а мы поползли и увидели взводного. Я схватил его за руку, прощупал пульс и сказал, что он живой. Мы стали вытягивать его из-под обстрела. Потом под руки довели до коней, посадили на Зиновьего коня и довезли его до коноводов, где сдали санитарам.
Свободное копирование
