О жизни моей мамы до замужества я ничего не знаю тоже, кроме того, что она окончила гимназию в Москве, мельник мог позволить себе такую роскошь для своей дочери. Ну, а дальше я и пытаться не буду писать о ней. Мама это мама, и слава Богу, что сын не может о ней рассказать так, как хотелось бы.
Мама была младшей дочерью. У неё были сестры Мария и Анна, и брат Георгий, тоже старше её. Тётя Маня жила в Москве, я сейчас напишу о ней и её дочерях. А тётю Аню я никогда не видел, она вышла замуж за поляка, дядю Юзефа, которого я тоже никогда не видел, и уехала в Польшу. У них было две дочери, к стыду своему я забыл, как звали старшую, а младшую звали Дорота, и её, вместе с сыном Филиппом, я видел уже в Америке, куда благоразумный Филипп перебрался вместе с матерью. Какое-то время, при Хрущёве, шли разговоры, чтобы дядя Юзеф приехал в Москву – тетя Аня умерла – чтобы мама съездила в Польшу, и многое такое. Но соображения государственной безопасности возобладали, и никто никуда не поехал.
По мужу фамилия тёти Мани была Бубнова. Я ни разу не видел этого Бубнова, о нём у нас, по крайней мере при мне, не говорили. Не знаю, что было тому причиной. Уже много позже, познакомившись со многими вариантами причин, по которым чьё-либо имя не хотели упоминать, я вдруг подумал, уж не был ли мужем тёти Мани бывший народный комиссар просвещения Бубнов, разоблачённый и расстрелянный. Но это не так, не подтверждается сообщениями из иных источников. Я разумно решил, что раз об этом не говорят, то и не надо. Тётю Маню я очень любил. Они жили в центре Москвы, около площади Маяковского. Считалось, что моя мама умеет вкусно готовить, но совершенно очевидно было, что так, как тётя Маня, не готовит никто. Восхваления качествам приготовляемых ею блюд вызвали ответную реакцию в моей младенческой, но уже злобной душе: я возненавидел домашнюю кухню, и даже последующее знакомство с лагерной кухней не погасило ненависти. Только выехав за пределы СССР и первый раз посетив «Мак Дональд», я понял, о чём я мечтал всю жизнь. А рестораны с официантами – долой! да здравствует мировая революция!
У тёти Мани было три дочери: старшая Лёля, средняя Тома, то есть, Тамара, и младшая Люся. Люся была старше меня лет на пять. Она была очень хорошенькая, и в военные годы – ей было около двадцати – не было отбоя от кавалеров, в основном младших офицеров-фронтовиков, приезжавших на побывку. Уж вовсе не берусь разбираться в её делах, но один эпизод мне запомнился. Не помню, каким образом я очутился в их доме в этот вечер, и только потом до меня дошло, что там происходило. Из-за чего, не знаю, но трое молодых лейтенантов или младших лейтенантов решили показаться друг перед другом, и сыграли в игру, на Западе называемую «русская рулетка». Только чтобы показать свою храбрость и презрение к смерти, каждый брал револьвер другого, прокручивал барабан, приставлял дуло к виску и спускал курок; было известно, что в барабане ровно одна пуля. Люся пыталась во что-то вмешаться, но желание покривляться и не ударить в грязь лицом – лейтенанты вроде не были знакомы друг с другом ранее – оказалось всепобеждающим. Никто не застрелился и никто не стал проверять, а была ли в самом деле пуля в барабане (я слышал, много позже, о такой проверке с неудовлетворительным для кого-то исходом, но не знаю, нашлась ли для этого кого-то пуля в барабане или всё ограничилось битьём морды).
Люсина судьба оказалась трагичной. У неё, много позже, появились расстройства мышления. Мне стыдно писать, но что поделать, я не помню точно: она, кажется, выбросилась из окна высокого дома и разбилась.