|
Но эта книга — не об Израиле. Она лишь об одном небольшом участке жизненного пути автора, связывающего две точки во времени, — от ареста в сентябре 1940 года советскими властями, занявшими Вильнюс, до освобождения зимой 1941 года по амнистии польских граждан... Ещё
|
|
|
«Вас просят зайти в горсовет, комната 23, с 9 до 11 часов утра, в связи с рассмотрением вашей просьбы». Эту повестку из Вильнюсского горсовета я получил в начале сентября 1940 года, через несколько месяцев после того как Советский Союз подчинил военной и политической власти Литву, Латвию и Эстонию.. Ещё
|
|
|
Я не обращался в горсовет ни с какой просьбой. Мы жили в небольшом поселке, в нескольких километрах от города, и я не имел никаких дел с городским начальством. В те дни и в тех условиях нетрудно было догадаться, в чем смысл и каковы цели «муниципального» приглашения... Ещё
|
|
|
Однажды утром у нашего маленького домика появились двое мужчин и одна женщина. Они то стояли, то прогуливались вокруг дома, но постоянно что-то высматривали. Они тоже не проявили достаточного профессионализма и сразу же выдали себя. Мы подвергли их испытанию, которого они не выдержали... Ещё
|
|
|
В ту осень действительность была ужаснее самых кошмарных снов. Париж пал. Франция капитулировала. Британская армия утешала себя удачным отступлением. Миллионы евреев попали в руки Гитлера и Гиммлера... Ещё
|
|
|
— Значит, — сказал я примирительным тоном, — вы пришли арестовать меня. Почему же вы это скрыли? Почему не сказали сразу? А ордер на арест у вас есть?.. Ещё
|
|
|
Вскоре мы подъехали к серому зданию в центре Вильнюса — управлению НКВД. Когда-то в длинных коридорах этого здания не умолкали голоса адвокатов, судей, подсудимых и полицейских: это был польский окружной суд. Осенью 1940 года отсюда словно ветром сдуло истцов, ответчиков и их адвокатов... Ещё
|
|
|
Теперь стало ясно, для чего требовалась вся эта комедия с приглашением в горсовет, для чего агенты десять дней играли со мной в прятки: они решили арестовать и «ликвидировать» меня обычным путем. Они могли просто и открыто сделать это, но им хотелось скрыть от меня свои истинные намерения... Ещё
|
|
|
Органы Наркомата внутренних дел создали еще один парадокс. Их власть над людьми почти безгранична. В любой момент они могут кого угодно арестовать и — с признанием или без оного, со свидетелями или без них — осудить. И все же НКВД предпочитает не арестовывать, а «приглашать».. Ещё
|
|
|
Вдруг открылась дверь, и в комнату быстрыми шагами вошел мой следователь. К моему удивлению, он подошел сперва к солдату и предъявил удостоверение. Солдат внимательно рассмотрел бумажку, сказал: «Порядок» — и вышел из комнаты. Затем энкаведист уселся за стол и участливым тоном спросил:.. Ещё
|
|
|
Мое положение изменилось коренным образом: вместо книги перед глазами была стена. Но в первые минуты после изгнания из рая (в любой ситуации у каждого человека имеется свой «рай», из которого он может быть изгнан) я думал не о блеклой стене и об историях, которые она могла бы рассказать мне.. Ещё
|
|
|
В дальнейшем следователю не раз приходилось доказывать свою правомочность часто сменявшейся страже. Около шестидесяти часов я просидел лицом к стене. Прошла ночь, прошел день; еще одна ночь и еще один день — и лишь на исходе третьей ночи кончилось необычное сидение и началось сидение «обычное»… Ещё
|
|
|
Мой первый сосед оказался мелким помещиком, офицером польской армии; его обвиняли в принадлежности к тайной организации, но ему вовсе не надо было уходить в подполье, чтобы при советской власти оказаться за решеткой. Первым вполне веским прегрешением было его социальное происхождение... Ещё
|
|
|
НКВД смилостивился над нами, посадив в нашу камеру арбитра — третьего заключенного. Это был капрал польской армии, портной по профессии, человек молодой, неграмотный, но умный. Мы сдружились с ним, когда я начал давать ему уроки по истории Польши и других стран... Ещё
|
|
|
В ходе спора мы перешли от франко-польской темы к отношениям между Россией и Германией. До ареста все мы видели железнодорожные составы с нефтью, продуктами и разными товарами, проходившие через Вильнюс из России в Германию. Все мы читали поздравительную телеграмму Гитлера... Ещё
|
|
|
Но в одно прекрасное утро мы с офицером были поражены, увидев в углу камеры погрузившегося в тихую молитву капрала. Кончив молиться, он перекрестился и после короткого колебания стыдливо сказал: «Буду молиться каждый день. Я снова верую»... Ещё
|
|
|
Проснувшись, мы смотрели на дверь. На пороге уже стояли рядом с дежурным охранником два человека в форме. — Кто здесь на «Б»? — тихо спросил один из них. В НКВД это значит: чья фамилия начинается на букву «Б»?... Ещё
|
|
|
Опять меня разбудили ночью, велели одеться, заложить руки за спину и отвели на допрос. За столом в знакомой уже комнате сидели на этот раз двое: следователь и человек в гражданском. — Это наш переводчик, — сказал следователь.. Ещё
|
|
|
Следователь распалялся все больше и больше. Он не говорил, он произносил речь. Голос был полон веры и убежденности. Слушая его, можно было представить себе четко организованный единый орган под названием Международная буржуазия, с центральным комитетом или генеральным штабом во главе... Ещё
|
|
|
Эта ночь — ночь борьбы за веру в Сион и за достоинство верящих в него — была очень длинной. Бурная беседа закончилась перед самым рассветом. В ту ночь не был составлен протокол... Ещё
|
|
|
Свободное копирование
