В эти голодные месяцы стоило собраться старым знакомым, как начинались разговоры на «кулинарные» темы. «Помните какие ваша Николаевна делала замечательные сладкие пироги: и с яблоками, и с каймаком, и со взбитыми сливками?» – «А мой-то Павел как замечательно жарил дичь. Помните его рябчиков?» и. т.д. в том же духе. Врачи говорили, что эти разговоры прямо вредны для здоровья, так как вызывают действие желудочного сока, который, за неимением другой пищи, может разъедать стенки желудка.
И все же все интересы были направлены на удовлетворение голода, тем более что условия жизни не позволяли о нем забывать, отдаваясь каким-нибудь культурным занятиям. О посещении театров или концертов не могло быть и речи: выходить вечером было просто опасно, да и физических сил не хватало. Я проводила вечера со своим маленьким двоюродным братом Николашей, читая ему вслух или играя с ним в карты или домино. Я очень к нему привязалась и когда настал день его и тетиного отъезда к его няне в деревню, я провожала его со слезами. Он это запомнил и когда, через много лет, он умудрился мне прислать письмо в Финляндию из Советской России, он написал, что я живу в его памяти идущей рядом с салазками, на которых тетя везла его на вокзал, с катящимися по щекам слезами.
Так наступил конец февраля, а мы все продолжали жить у дедушки и нам не удавилось найти лицо, которое перевело бы нас через финляндскую границу. Наконец, в середине марта, дядин сослуживец направил к нам молочницу-финку, которая в компании с несколькими белогвардейцами занималась переправкой желающих бежать из «советского рая» через границу. Мы с ней договорились и день бегства был назначен на 16-ое марта. Откладывать побег было опасно, так как начинало сильно таять и Сестра-река могла вскрыться.
Свободное копирование
