На службу и со службы я теперь ходила пешком, вдоль Фонтанки, Набережной и через Троицкий мост. Так как это была аристократическая часть Петербурга, где не было ни мастерских, ни магазинов, народа попадалось на улицах очень мало и, при моей фантазии, я могла иногда забывать о настоящем и наслаждаться красотой царственного города.
Иногда, однако, «демократическое» настоящее напоминало о себе весьма забавным образом.
В качестве секретаря Домового Комитета, я старалась назначать пожилых людей на дежурства у ворот в дневные часы. Хотя мою мать к их числу нельзя было отнести, так как ей было всего 43 года, я, конечно, и ей оказывала протекцию. Раз возвращаюсь я со службы в пятом часу домой – а у моей матери было в этот день дежурство с 4 до 6-ти часов – и застаю такую картину. В подворотне на складном стуле сидит моя мать в большой кружевной шляпе с французским романом в руках, а перед ней на тумбе, к которой раньше привязывали извозчичьих лошадей, сидит молодой человек лет 30-ти в хорошем костюме, опираясь подбородком на тросточку. Это оказался сын от первого брака генеральши Аничковой, бывший правовед, который пришел с каким-то поручением от матери и так как моя мать не могла отлучиться от ворот, визит имел место в столь оригинальной обстановке.
Интересно в связи с этим упомянуть, как в это жестокое время у людей менялись взгляды на то, что хорошо и что дурно. В отношении людей своего круга господствовали прежние принципы, но когда дело касалось ненавистной большевистской власти, все было дозволено. И вот генеральша Аничкова, жена бывшего придворного чина, с гордостью рассказывала, как ей удалось незаметно взять несколько поленьев из штабелей дров, принадлежавших какому-то учреждению, т.е. попросту украсть.
Свободное копирование
