Утром, напившись чаю, я шла со своей маленькой кузиной, которой было только девять лет, и ее гувернанткой-француженкой на пляж. Лето 1914-го года было исключительно жарким, дни стояли знойные, на небе ни облачка, море расстилалось как зеркало. В то время как Наташа и ее гувернантка купались в море, я лежала на шелковистом песке и смотрела на паруса маячивших на горизонте лодок или на дымок проходивших из Либавы пароходов.
Часов в одиннадцать я встречалась на теннисной площадке с госпожами Бурачек и Гадд, единственными дамами, с которыми тетя поддерживала знакомство, и мы играли часа полтора в теннис. Других жен моряков, живших в Порту, тетя считала слишком легкомысленного поведения. В те предвоенные годы нравы в морском обществе оставляли желать много лучшего.
После завтрака мы предавались «дольче фарниенто” в саду, а перед обедом я ездила кататься на велосипеде. К обеду часто приходили гости и вечера проходили незаметно в приятной компании. Дни шли быстро и хотя говорили о Сараевском убийстве, никому в голову не приходило, что эта мирная жизнь прервется через какие-нибудь восемьдесят дней.
Ольгин день, 11-ое июля, прошел еще празднично. А на следующий день пришел приказ военным судам, стоявшим в порту, сниматься с якоря и выходить в море, а в самом порту поднялась паника. Откуда-то был пущен слух, что сразу после объявления войны немцы вторгнутся в Прибалтику и все семьи моряков стремились покинуть Порт Императора Александра III возможно скорей. Обстановку оставляли на складах в Либаве и весь день фургоны транспортных фирм грузили мебель и утварь. Тетя тоже усиленно укладывалась и сказала мне съездить в сопровождении сына священника в Либаву и взять себе спальное место на один из ближайших дней для возвращения в Петербург.
Свободное копирование
