В конце января 1944-го года, в связи с дальнейшим продвижением Красной Армии на запад, губернатором Транснистрии назначили румынского генерала Г. Потопяну, а 21 марта, при приближении фронта к городу, территория между Днестром и Прутом была передана германскому командованию. Университет был закрыт. Румынская администрация спешно покидала область. Вместе с ней покидали Одессу местные жители, сотрудничавшие с оккупантами, а также некоторые деятели науки и культуры. В связи со слухами о том, что фашисты будут вывозить в Германию редкие и ценные книги из Университета, декан факультета Васильев собрал студентов и попросил перенести наиболее ценные книги в подвал дома, находившегося на Елизаветинской улице напротив Университета, и мы стали перетаскивать их. Но нацистам было уже не до книг.
В конце марта к Ларисе зашел Игорь Синяков и сказал, что вынужден уехать из Одессы и стал просить ее уехать вместе с ним, добавив, что оставаться ей в городе опасно. Объяснять причину не стал. Такое странное участие в ее судьбе удивило Ларису. В ответ на ее категорический отказ, Игорь попрощался и ушел, как ей показалось, подавленным. Через два дня, 31-го марта 1944-го года, Лариса была арестована. Ее отвели в учреждение особой службы гестапо на Греческой площади, рядом с которым во время оккупации был расположен немецкий Soldatenheim и подвалы SD - Sicherheitsdienst (службы безопасности). Держали Ларису в одиночке в полной темноте. На допрос вызвали два раза: первый раз выясняли ее связи с советскими партизанами, во второй - с украинскими националистами. Лариса все отрицала. Потребовали назвать всех своих знакомых, на что Лариса ответила, что, после того, как в дом на Ремесленной улице, в котором она жила до войны, попала бомба, живет в новом районе и растеряла всех знакомых. На допросах гестаповцы назвали лишь две фамилии: Игоря Синякова и Николая Дивари, студента четвертого курса физмата, хорошо знакомого ей еще до войны по совместной работе в астрономическом кружке Университетской обсерватории. Лариса ответила. что слышала эти фамилии в Университете, но ничего конкретного о них не знает.
6-го апреля ее привели в кабинет к шефу.
- Вы сами решайте свою судьбу, - сказал гестаповец, и после минутного молчания продолжил: - Если бы вы могли нам помочь, вы помогли бы?
На улице уже была слышна канонада - Красная Армия приближалась к городу. И в эти последние дни так бессмысленно кончить свою жизнь в подвалах гестапо? И Лариса впервые, может быть, в жизни поступила против своих принципов и соврала: «Да!» Вероятно, и гестаповец, предчувствуя впереди еще много крови, не желал ей смерти. Ларису вывели в коридор. Через некоторое время вышел солдат с автоматом, а следователь положил в карман Ларисиной куртки ее паспорт. Солдат приказал идти в развалины круглого дома на Греческой площади. Лариса шла, карабкаясь и спотыкаясь о камни и мусор, а солдат кричал ей вслед: «Schnell, vorwrts!» Лариса побежала, ежесекундно ожидая выстрелов в спину. Но выстрелы не прозвучали. Оглянувшись, она увидела, что солдата за ней нет. Выбравшись из развалин, Лариса пошла по пустынным улицам, обдумывая, куда идти. Домой? Но немцев в квартиру привела дворничиха, и она может ее встретить вновь. И Лариса пошла на Пироговскую « к своей тете, даже не заглянув домой. Вынув из кармана паспорт, Лариса обнаружила полоску бумаги, на котором было написано: «ErschieЃung», а в паспорте через две первые страницы было отмечено: «Ist festgenommen wegen Bandenverdacht». Родители узнали, что Лариса жива, лишь после освобождения города Красной Армией.
Я тоже в последние дни оккупации перешел к бабушке и не возвращался домой. В комнате в подвале, где она жила, была глубокая ниша в стене, замаскированная большим шкафом. В нее можно было попасть, вынув филенку из задней стенки шкафа. На случай обыска или облавы это было надежное укрытие. По городу поползли слухи, что, в случае отступления оккупантов и сдачи города, юношей призывного возраста нацисты будут угонять в Германию или расстреливать.
Свободное копирование
