В девятом классе, 16-летним парнем, я часто прогуливал школьные уроки. Учебные часы проводил в кино. Однажды весной сидел в сквере на Театральной площади, дожидаясь начала первого сеанса. Ко мне подсел молоденький лейтенант.
- Я из Германии, - словоохотливо сообщил он. - В отпуск приехал. Сейчас еду к брату. Сам-то родом из Марганца - из-под Никополя, слыхал? В Харькове проездом. Ну, как у вас тут насчёт продуктов?
Не помню, что я промямлил ему в ответ. Сама собой всплыла в сознании схема: молодой иностранный разведчик, прошедший за рубежом специальный курс, выучил названия городов и теперь втирается в доверие, чтобы...
Через несколько минут я, внутренне охнув, уже точно определил: диагональ-хаки его новенькой формы - "не нашего" производства.
А парень между тем продолжал расспрашивать: он впервые в Харькове, хотел бы поглядеть на знаменитый ХТЗ - как туда проехать?
Тут уж доказательства налицо - надо звать милиционера. Но я никак не решусь - мешает всё та же созерцательность, да ещё боязнь попасть в смешное положение. А вдруг этот симпатичный паренёк - вовсе не шпион (хотя и симпатичный!)
Надо было идти в кино, и он с большим сожалением расстался со мною. А я всё рефлексировал: надо было его хватать за полу или не надо.
Но это было всё-таки в отрочестве, а вот случай почти что сегодняшний.
Где-то в середине шестидесятых, работая на крупном оборонном заводе, ехал как-то утром в трамвае на службу, как вдруг какой-то иностранец - по виду индиец - стал меня расспрашивать, как доехать до этого завода. Я указал остановку, на которой и сам выходил, довёл до бюро пропусков - и немедленно позвонил из своего кабинета начальнику особого - "первого" - отдела (у нас повсюду спецотделы - "первые", то есть главные. И даже на несекретных предприятиях "первым" считается не производственный отдел, не плановый, не финансовый, а непременно тот - особый, где всё засекречивают. Тоже своего рода "шпионская литература"). Словом, я позвонил к этому самому начальнику:
- Николай Петрович, только что в бюро пропусков вошёл иностранец!
При этом - честное благородное слово, дорогие читатели: за всю жизнь, кроме вот этого конкретного случая, ни на кого не настучал. Возможно, здесь сработало желание продемонстрировать на всякий случай свою лояльность...Ведь кто-то мог же видеть, что я показываю дорогу иностранцу!
Психоз? Мания? А мы и есть сумасшедшие...
Николай Петрович сказал "Спасибо!", и я был доволен. О небо!
Но если уж раздеваться, то догола.
Когда арестовали моих родителей, я знал, конечно, что они ни в чём не виноваты. Взаимное доверие, не нарочито, а естественно культивированное в семье, одолело державную шпиономанию. Но она не так-то легко выпускает из рук свои жертвы. Были всё-таки моменты, когда я наедине с собой, словно в какой-то сумасшедшей игре, делал допущение: а вдруг всё-таки...
Это бушевали во мне доблестный Павлик Морозов, вся "шпионская" детлитература.