Надо сказать, что среди членов Управы ОСУЗа уже с начала апреля появился один более взрослый человек – только что вернувшийся из ссылки "витмеровец", эсер и поэт, Владимир Пруссак.
Что значит – "витмеровец"?
Несколько учеников одной из питерских гимназий во главе с юношей по фамилии Витмер были два или три года назад арестованы по обвинению в принадлежности к партии эсеров. Их судили и выслали на поседение в Сибирь.
В ссылке молодые люди эти попали под крыло старой эсерки, "бабушки русской революции", как ее именовала партийная пресса, Екатерины Брешко-Брешковской.
Владимир Пруссак, юноша из интеллигентской семьи, не то докторской, не то инженерской, еще до всего этого выпустил небольшой сборник стихов под замысловатым, "бодлеровским" заглавием – "Цветы на свалке". Стихи – что и понятно – были еще совсем не самостоятельные, подражательные. Образцом был – никак не гармонируя с названием сборника – Игорь Северянин. Шестнадцатиили семнадцатилетний гимназист В. Пруссак рассказывал в северянинской лексике и ритмике о том, как он (они – такие, как он) после очаровательно проведенного дня "развратно поаскетничать автомобилят в Метрополь"" и т. д. и т. п. Критика отнеслась к выпущенному на собственные средства автора белому сборничку, пожалуй, иронически. Публика им не заинтересовалась…
Уж очень много таких "развратно-аскетничающих" юнцов появилось на ее горизонте. Она не верила в их изыски, и правильно делала…
Как совмещались в голове и в душе юного поэта северянинские эксцессы с эсерством, я сейчас уже не берусь растолковать ни читателю, ни даже себе. Воображая теперь психологию тогдашней интеллигенции, мы невольно стараемся рационализировать (и – схематизировать) ее странную противоречивость. Нам все кажется, что такой причудливой двойственности быть не могло, что это – либо полная беспринципность, либо камуфляж, либо… А на деле все обстояло вовсе не так, и тот же Пруссак был совершенно искренен в обеих своих ипостасях – и когда переносил с одной конспиративной квартиры на другую эсеровскую литературу, и когда наслаждался "бронз-оксидэ, блондинками – Эсклармондами" Северянина, его распутными "грэзэрками", его "принцессами Юниями де Виантро" и пытался – в стихах, конечно, только в стихах! – изобразить и себя удачно "смакующим мезальянсы" с различными "напудренными, нарумяненными Нелли".
Никаких Нелли не было; не было и доступных гимназисту "Метрополей". И как только постановлением суда В. В, Пруссак был отправлен по этапу в Сибирь, он забыл о "двенадцатиэтажных дворцах" своего кумира, об "офиалченных озерзамках" Мирры Лохвицкой и всей душой переключился в иную тональность.
В сибирском издательстве "Багульник" вышел второй сборник стихов В. Пруссака, с совершенно иным настроем. Назывался он "Крест деревянный" и был полон не очень определенными, но скорее блоковскими, чем северянинскими, реминисценциями. Этот сборничек был замечен и получил совсем другую оценку. И стихи стали много серьезнее, самостоятельнее (среди них – несколько просто превосходных), и – отчасти – сыграло свою роль положение автора: "витмеровцев"-гимназистов защищал чуть ли не сам Керенский, процесс был "громким", осужденные в глазах общества стали жертвами и героями. Стихи такого начинающего поэта невольно производили впечатление…
В ссылке "витмеровские" связи с эсеровской (право-эсеровской) группировкой укрепились. Вернувшись из Сибири в первые же дни свободы, и Пруссак, и его единомышленник, друг и "сообщник" Сергеев оказались в центре внимания старшего поколения эсеров – Пруссак стал своим у Савинкова, у приехавшей в Петроград "бабушки", в семье Керенских.
На одно из осузских заседаний они – он и Сергеев – явились вдвоем. Ореол вчерашних ссыльных осенял их. Под гул всеобщей овации оба героя были "оптированы" в состав Управы в качестве ее почетных членов. Сергеев после этого сразу же исчез с нашего горизонта, а Владимир Владимирович Пруссак оказался деятельным нашим сочленом, интересным и приятным товарищем…
Да и неудивительно: вчерашний "каторжанин", "кандальник", овеянный романтикой следствия, суда, ссылки "в места отдаленные", и в то же время – поэт с двумя книгами! Он пленил ОСУЗ, осузцы пленили его… увы ненадолго: летом 1918 или 19-го года он скончался от аппендицита.
Свободное копирование
