Одним из главных побудительных толчков к решению ставить «Сто дней после детства» было яркое-яркое, похожее на только что смытую переводную картинку видение какой-то совершенно мне незнакомой девочки в венке, внезапно возникшее «на внутренней стороне прикрытых век», когда я писал сцену «солнечного удара». Я вдруг так замечательно представил себе и ее, и все, что с ней происходило, и то, как выдуманный, но сильно смахивающий на давнепионерского меня Митя Лопухин ее впервые увидел! Тут всё наполнилось какой-то пьянящей ирреальной зримостью. Но самой манящей из всех галлюцинаций все-таки была она, эта самая девочка. Та застенчивая отроческая нежность, с которой я, уже довольно взрослый болван, описывал ее, запечатлевая в грубой сценарной прозе, конечно, превосходила все разумные профессиональные пределы.
Спустя несколько месяцев сценарий приняли, собралась группа, теперь надо было найти в реальности это облачное существо.
Свободное копирование
