Прослужив полтора месяца, нас группу нерадивых солдат отправили в другую воинскую часть, под Магнитогорск. Нам выдали проездные документы и денежное довольствие, (гроши) и отвезли на железнодорожный вокзал. Вырвавшись на свободу, мы тут же на вокзале на газированной воде, на пирожках и мороженом, истратили всё денежное довольствие. Своих денег у меня не было ни копейки, я двое суток до Челябинска пил только воду. У меня были немецкие часы, пятнадцать камней, которые отец привёз после войны из Германии. Мне было жалко расставаться с часами. Поезд пришёл в Челябинск утром, пригородный поезд в Магнитогорск отправлялся только вечером.
Я вышел в город, и стал ходить по часовым мастерским в надежде продать часы. Часовые мастера, повертев в руках часы, не желали покупать ни за какую даже мизерную цену. Вернувшись на вокзал, я стал предлагать часы пассажирам. Один из солдат нашей команды заинтересовался, у него были деньги, он в пути выскакивал на пирон, что-то себе покупал, и, таясь от всех, тихонько жевал. Мы сторговались, часы за буханку хлеба.
Я знал, что после голодания, нельзя сразу много кушать. Я стал голодать, на ём кипур (день, когда евреи сутки голодают, и просят Бога, чтобы следующий год был хороший и сладкий, чтобы в небесной канцелярии, сохранили жизнь, и поставили хорошую печать) во время войны, мама нам говорила, что если вы хотите, чтобы отец живой вернулся с войны, то нужно голодать. Этой традиции, я придерживался и после войны, пока не уехал из дома. После суток голодания, когда на востоке на небе появлялись три первые звезды, мы садились за праздничный стол. Мама вначале давала стакан чая и кусочек лекеха (медовая коврижка), и где-то потом, через пол – часа можно было кушать. Иначе она говорила, что может произойти заворот кишок.
Получив буханку хлеба, я пошёл, набрал алюминиевую кружку кипятка, и съел кусочек хлеба с горячей водой, а потом через некоторое время умял всю буханку.