Во дворе был большой газон, обрамленный кустами желтой акации с круглой клумбой посредине и лавочками со спинками. Потом возле клумбы построили кинобудку на четырех деревянных столбах (она выглядела вроде большого скворечника с окошечком для киноаппарата) и летом иногда показывали кино, естественно, немое. Было во дворе и несколько песочниц для малышей. Проезжая часть была булыжной. Зимой газон заливали, и ребятишки, да и взрослые, катались на коньках. Часть двора занимали двухэтажные дровяные сараи, где на галерее второго этажа происходили наши игры и иногда драки. У сараев кололи и пилили дрова, поэтому возле них постоянно пахло лесом. Надо сказать, что помойка тоже находилась во дворе, несколько в стороне от брандмауера, она почти всегда была переполнена, а летом вокруг неё громко жужжали мухи... Белье в то время тоже сушили во дворе, а жители верхних - второго или третьего этажей — на чердаках. Из нашей кухни на чердак вела крутая деревянная лестница.
Дворником, как во всех тогдашних московских дворах, был татарин, дядя Абдурахман; был у нас и дворовой сапожник, еврей; был и постоянный пьяница-водопроводчик дядя Кирьян; была вечно заплаканная вдова тетя Лиза с двумя маленькими дочерьми.
Не очень часто, но регулярно, во двор заглядывали шарманщики. Покрутив рукоятку шарманки, веселыми, чуть гнусавыми и фальшивыми звуками, мгновенно собиравшими весь двор, шарманщик с попугаем на плече (иногда была обезьянка или сурок) предлагал тащить "счастье". Его можно было тащить за отдельную плату, так как сначала бросали мелкие монеты в картуз просто за игру. Счастье находилось в небольшом ящичке с конвертами. Попугай наугад выбирал конверт, а в конверте была записка, ее-то и получал страждущий. Его сразу же обступали любопытные. Написано всегда было хорошо и понятно, но несколько двусмысленно, приблизительно как говорят в картах. Почему-то у всех шарманщиков были добрые лица.
Приходили с ручными тележками и большими мешками китайцы — "ходи", которые собирали бутылки и всевозможную стеклянную посуду. Ребятишки, увидев ходю, стремительно разбегались и тут же возвращались, чтобы обменять бутылки, флаконы и банки на трещотки, бумажные складные гирлянды и набитые опилками мячики на резинках. Самыми популярными были мячики — ими было удобно шлепать друг друга — и еще пищалки, громко кричавшие "уйди-уйди" после того, как их надуешь, ну, а если посуды было много, то можно было даже выменять пугач, да еще и с пробками. За таким счастливчиком тогда ходил весь двор. Наступал — после долгого упрашивания — момент, когда счастливчик заряжал пробку (она закладывалась с дула) и где-нибудь в подворотне или парадном звучал громкий, как настоящий, выстрел. Вот сразу после этого надо было бежать без оглядки: из ближайшей двери обычно появлялась какая-нибудь жиличка с криками и угрозами, а иногда с желанием схватить кого-нибудь за шиворот.
Приходили стекольщики, приходили точильщики, кричавшие: "Точить ножи-ножницы!", приходили старьевщики, выпевавшие в одно слово: "Старьеберем!". Старьевщики нас не интересовали, они нужны были взрослым, а вот точильщики — другое дело. Точильщик ставил свой станок, засовывал полученные ножи и ножницы за ремень на раме станка, нажимал ногой на косую доску-педаль и деревянное колесо с фигурными спицами начинало вертеться. От него через передачу быстро-быстро начинали крутиться верхние, разной величины колесики из наждачного камня. Но самым интересным были искры. Они бывали разноцветными, а некоторые долго ветвящимися, похожими на маленькие молнии. В воздухе пахло окалиной и озоном. Да, чуть не забыл, за бутылки или тряпье можно было получить и переводные, мы их называли снимательные, картинки.
Свободное копирование
