Январь 1935
Встали поздно, т. к. поздно легли. К завтраку, наконец, явился Леня с «секретом» — ящиком «радио», которое этот милый юноша сделал сам для нас. Говорит, что вчера работал над ним до 2 ч. ночи и не успел принести, как было условлено, под Новый год. Мы с ним, под предлогом починки электричества, заперлись в столовой, и он поставил радио у нас на камине. Никто, кроме меня, не знал об этом сюрпризе Лени. Когда он все устроил, мы позвали Ни, маму и сестру, и неожиданно для них раздались звуки, очень чистые, прекрасного радио. Нужно было видеть изумление на лицах Ни, мамы и сестры... Они долго не могли понять, в чем дело, и наконец решили, что Леня принес аппарат лишь для Нового Года и унесет его обратно. Леня, хороший [мой] Леня, сиял от радости, что мог доставить нам, он, нищий, безработный, такое удовольствие... И я думала: вот разница между бедными и богатыми. Богатство делает людей эгоистами. Деньги — это яд, кот<орый> незаметно, мало-помалу, убивает в человеке самое ценное: его сердце.
Долго слушали музыку, несущуюся к нам по таинственным волнам радио, со всех концов Европы. Ни все надеялся услышать Москву, но это не удалось.
К 5 ч. появилась неожиданно Генриетта Либерман и внесла, как всегда, с собой особенный, свойственный ей дух артистической богемы.
Ни к 7 ч. отправился на вечер к Maritain (я не могла — устала). Вернулся к 11 ч. и застал нас все еще слушающими радио... У Maritain было много народу. Нипонравился художник Шагал... Когда я объяснила Ни, что радио (которое стоит не менее 1500 fr.) — подарок Лени и сделано им для нас, то он долго не хотел этому верить. «Ведь он безработный! Как же это? Меня это стесняет. Я не могу принять такой подарок от нищего», — говорил он, волнуясь. Я рассказала ему о желании Лени хоть чем-нибудь отплатить нам за все, что мы сделали для него все эти годы, и он, наконец, успокоился... Мы проводили Леню, сказав, что, благодаря ему, Новый Год был для нас таким приятным. Леня ушел сияющий и нагруженный разными необходимыми ему вещами.