Согласно приказу штаба армии наш корпус к утру должен выйти к реке Псел.
Перед форсированием командарм решил провести рекогносцировку реки, наметить места переправ. Позвонил начальник штаба армии полковник Иванов, передал, что Корзун уехал к Чувакову. В 12 часов будет у меня на правом фланге, у развилки дорог, где я и должен его встречать.
Взглянув на карту, я обомлел. У места предполагаемой встречи еще шли бои. Противник внес в наши планы «поправку»: в этом месте оказал сильное сопротивление и задержал выход правофлангового полка к реке. В вечерней сводке мы доложили об этом. Странно, что командарм не знает. Говорю Иванову:
— Какая может быть рекогносцировка, когда на восточном берегу еще немцы. Доложите командарму, что дорога, по которой он собирается ехать, перехвачена противником.
— Теперь придется его разыскивать. Хорошо, если он не уехал от Чувакова. Во всяком случае, вы тоже примите меры, чтобы перехватить генерала.
Я позвонил Меркулову, предложил выслать на дорогу офицера для встречи командующего. Своему начальнику связи приказал соединиться с 23-м корпусом и предупредить командарма. Кажется, принял меры, а на душе тревожно.
Действительно, ни Иванов, ни я так и не смогли предупредить Корзуна.
Потом от самого генерала узнал, как он опять чуть не попал к гитлеровцам. Ехали на трех машинах: на первой он сам, на второй — офицеры штаба, на третьей — начальник инженерных войск армии полковник Родин. Едва свернули на проселочную дорогу к сосновому бору, как с опушки раздался залп.
— Своих не узнаете, сукины дети! — вырвалось у командарма.
— Это не свои, немцы стреляют, — ответил водитель и стал разворачиваться. Полковник Родин приказал шоферу посторониться, пропустить машину командарма. Она проскочила, за ней вторая, а Родина смертельно ранило. Пулями задело кое-кого еще, но, к счастью, легко.
Все это происходило на глазах одного из подразделений 206-й дивизии. Сначала, когда машины направились к лесу, солдаты растерялись, потом стали сигналить, стрелять вверх, но привлечь внимание едущих и остановить их так и не смогли. Увидев, что начальство попало в беду, подразделения по своей инициативе бросились в атаку. Этим и было отвлечено внимание гитлеровцев от машин.
На сей раз командарма удалось спасти. Но война есть война, а генерал Корзун был человеком отчаянной храбрости и часто рисковал.
Как-то, во время боев под селом Шафоростовка, позвонил начальник штаба армии Иванов. Прерывающимся от волнения голосом, сказал:
— Василий Леонтьевич, случилась большая беда — погиб командующий.
— Не может быть! — В груди у меня что-то сжалось, и я ощутил прямо-таки физическую боль. — А как это произошло?
— Ездил почти по передовой, и машина наскочила на противотанковую мину.
Не хочется верить, что от нас ушел боевой командир и такой хороший человек. В частях его очень любили. Похоронили командарма с почестями в городе Гадяче.