Рядом с замечательным реалистическим мастерством больших артистов в Малом театре у ряда актеров отсутствовала та высокая внешняя техника, которая всегда была одной из прекрасных традиций Малого театра, но которая порой застывала в своем развитии и совершенствовании у невзыскательных актеров и обращалась у них в ряд ремесленных, шаблонных, истасканных приемов, часто доходивших до уровня «вампуки».
Восстав против такой псевдожизни в театре, Станиславский начал страстно искать и утверждать прежде всего настоящую жизнь образа в своем театре. Для большей убедительности, для большей правды жизни он начал обогащать и утончать актерское искусство рядом жизненных подробностей и наблюдений, поисков новых возможностей. Его поиски и результаты этих поисков, отраженные в «системе» Станиславского, оплодотворили весь мировой театр.
Однако вокруг Станиславского появилось много вульгаризаторов его «системы». Станиславский был очень широким художником и многим увлекался, в дальнейшем частично отказываясь от своих увлечений.
Так, например, в Художественном театре появились интимные полутона, психологические паузы, которые были так убедительны в работе над Чеховым. Сама жизнь воцарилась на сцене. Но жизнь на сцене вдруг стала подчас граничить с натурализмом. Только для жизненного правдоподобия актеры начали злоупотреблять полутонами и паузами, появились покашливания, лишние вздохи. Актер для жизненности снимал соринку со своего пиджака или с пиджака своего партнера.
Малый театр, как мне кажется, приняв все новое в утончении актерского мастерства Станиславским, согласно своим традициям, не должен был перенимать излишней детализации сценической жизни образа.
Короче говоря, Художественный театр утверждал жизнь образа на сцене, «как в жизни». Малый театр всегда утверждал жизнь образа на сцене, «как на сцене», черпая материал для этого из той же живой, настоящей жизни. К примеру, если актер Малого театра сморкался или кашлял на сцене, то он это делал только в том случае, когда это работало на образ, а не для того, чтобы создать иллюзию жизненности.
Жизненность игры Художественного театра, на мой взгляд, уводила и отучала актеров от той романтической приподнятости, которая отнюдь не мешала в Малом театре жизни образа на сцене, а помогала выявить романтическую суть драматурга, что являлось также великой традицией Малого театра.
Вероятно, не без влияния этой новой манеры игры почти исчезли актеры так называемой романтической школы после ушедших Ю. М. Юрьева, М. Ф. Ленина, А. А. Остужева.
Ради жизненного правдоподобия актеры Художественного театра почти перестали владеть стихом на сцене, обращая его в прозу, и лишались силы воздействия стиха. При таком подходе к литературной форме и в прозе порой терялся в «правдоподобии» ее авторский ритм.
В традициях Малого театра было умение читать стихи со сцены, а владение стихотворной формой только помогало жизни образа данного драматургического произведения.
Со сцены Малого театра говорили «во весь голос»; театральность, яркость красок, полнокровность, которые так увлекали меня с детства и толкали на поиски «театрального театра» в хорошем смысле этого слова, они были в традициях Малого театра.
Но только целесообразная театральность и яркость, а не театральность, выявляющаяся как самоцель.