Я с горечью ощущал себя тем артистом, про которого рассказывали, что он никогда не позволял себе проходить через публику после концерта или спектакля. «Почему?» — почтительно спрашивали его. — «Больно ругаются!» — отвечал он.
Как видите, путь был действительно не очень легкий. Но я продолжал бороться с администраторами, с некультурностью и грубостью части публики и даже с… прессой. На этом трудном для меня этапе критика не поддерживала меня. Проходя по улице, я слышал произнесенное пропойным голосом слово «халтура», а утром, открывая местную газету, читал следующее:
«Вечер Игоря Ильинского. Игорь Ильинский — “король экрана” — самый посредственный, самый рядовой рассказчик. Никаким особым мастерством передачи, достойным гастрольного показа, он не владеет, пользуясь давно заштампованными приемами эстрадного ремесла. С репертуаром у Ильинского обстоит еще печальнее… Зачем нужно ему, артисту с именем, с такой солидной маркой, как марка Театра Мейерхольда, так беззастенчиво спекулировать на своей популярности, так цинично обманывать публику, которая ждет от московского артиста и “новых слов и новых песен”?..»
Мудрено ли, что зрители, пришедшие посмотреть и послушать «живого Ильинского», были так разочарованы и огорчены.
«Эх, обманул Ильинский! — Да, обманул. И не только зрителей, но и самого себя! Еще пара таких выступлений, и конец любви и популярности Ильинского… — Зритель доверчив, но злопамятен» («Поволжская правда», Саратов, 1929).
Или вот:
«Концерт Игоря Ильинского в Нардоме текстильщиков 21 февраля носил отпечаток торопливости, работы “с кондачка”. Это чувствовалось в большинстве номеров, исполненных {338} московским гастролером… Серафим Огурцов» («Рабочий край», Иваново, 1929).
Однако порой — это случалось редко — на концертах оказывались более добрые критики, тогда можно было все же встретить и такую рецензию: «… Рассказчик Игорь Ильинский прекрасный. Первые его номера встречались публикой даже более чем восторженно… Ильинский “берет” прежде всего тонкостью своего юмора, вкладываемого им в передачу чужих юмористических произведений. Он очень хорошо понимает юмор. И это позволяет ему — без малейшего шаржа, без какой бы то ни было грубости — преподнести его зрителю. Нам кажется, что в этом главное преимущество живого Ильинского перед “кино-Ильинским”, тем Ильинским, что так часто впадает в клоунство, вызывая вполне справедливые нарекания теа- и кинокритики. А. Сиб.» («Крымская правда», 1928).
Свободное копирование
