Вышла из Капламбека и пошла себе по шоссе, предположительно в сторону Чимкента.
Августовское утреннее солнышко стало пригревать сильнее, когда я вошла в село Степное. Село основано еще в XIX веке немцами и всегда славилось своей чистотой и порядком.
Даже в те годы, оно отличалось аккуратностью: побелённые домики, у каждого дома - забор и ухоженные дворы и сады.
Очень хотелось пить. Опасаясь привлекать к себе внимание лихих людей, я всё же остановилась у одной калитки, увидев, что хозяйка набирает воду из колодца. Я окликнула ее и протянула бутылку.
Она наполнила бутылку и, не задавая вопросов, ушла, а я, довольная этим, отправилась своей дорогой.
Шла как-то весело, все попавшиеся мне по дороге люди были не опасны, а наоборот, даже помогали, чем могли. Появилась уверенность, что я правильно сделала, решив идти пешком.
Где-то вычитала, что оптимизм это признак детства, а я в свои 19 лет была совсем ребенком. Выросла в большой семье дедушки, была единственным ребенком среди взрослых, всегда занятых трудом. До меня никому не было дела, мама меня оберегала от всего, боясь потерять, как потеряла моего отца. Поэтому мой поступок был очень отчаянным и рискованным. Как будто проверка на мою способность принимать решения и выполнять их.
Утолив жажду и вдохновившись, я покинула село Степное.
В голове всё время звучал «Марш энтузиастов», который был гимном нашего в 10 «Б»:
«Нам ли стоять на месте
В своих дерзаниях всегда мы правы
Труд наш есть дело чести
Есть подвиг доблести и подвиг славы…
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесём через века…»
И ещё одна песенка, из кинофильма «Девушка с характером»:
«Если я ушла из дома,
Нелегко меня найти,
Я одна могу полсвета,
Легким шагом обойти…».
Правда я домой шла, а не из дома.
Шоссейная дорога в те годы была вымощена булыжником, идти по ней трудно, особенно в босоножках. Из-за грузовиков, которые иногда проезжали то в одну, то в другую сторону, приходилось переходить на обочину, а там пыли по колено. Параллельно мощеной дороге шла грунтовая, но на ней пыли было еще больше.
Больше всего боялась, вдруг остановятся, предложат подвезти, а денег у меня нет. Завидев машину издали - уходила от дороги в сторону. Каждый раз, продираясь через колючку и сухую траву, царапала уже сбитые ноги.
Потом возвращалась на дорогу в пыльную завесу, оставшуюся после машины.
Дорога была пустынная, никто не обгонял и не попадался навстречу. Горячий воздух, палящее солнце, сухая степь вокруг, ни тени, ни кустика, чтобы передохнуть, чуть-чуть остыть.
Неожиданно увидела, что дорогу пересекает река. Это был Келес. Я спустилась с дороги, отошла от моста подальше. Вода в реке была мутноватая, но с каким наслаждением я умылась, помыла свои саднящие ноги, сгоревшие руки и плечи. Купаться побоялась, не умея плавать. Какая же радость встретить в степи воду!
Так дошагала до села Ленинское. Это село находится в низине, и, когда поднимаешься на пригорок, то с него хорошо видно всё село.
Вдали я увидела сухую сгорбленную женщину, идущую по шоссе, она несла за спиной большую охапку верблюжьей колючки – единственного топлива для печки.
Ускорив шаг, вскоре поравнялась с ней, поздоровавшись, я спросила, есть ли тут гостиница, она ответила с сильным немецким акцентом: «Гостиницы нет, есть чайхана, где можно переночевать».
Спросила, куда я иду (тут уж я перестала бояться) и, поговорив немного, она добавила: «Если вы не устроитесь, то приходите ко мне», - и показала на домик в переулке с маленьким окошечком, она ушла.
Уже темнело. Вскоре я подошла к одноэтажному зданию с надписью «Чайхана».
Дверь открыта настежь. Шагнув через высокий порог, я увидела большую комнату около 30 м2 , узбекского типа: во всё помещение глинобитное возвышение (канн), на нём можно сидеть, принимать пищу и спать, полностью покрытое кошмами и одеялами. Подойти к этому сооружению можно было с двух сторон. В левом углу комнаты было такое же возвышение, только меньших размеров.
Напротив двери спиной сидели пожилые узбеки - аксакалы. Возле самовара старик-чайханщик разливал чай, на подносах стояли чайники и маленькие пиалы.
Старики мирно беседовали, не обращая никакого внимания на меня. Я поздоровалась с ними. Старики ничего не ответили.
По узбекскому обычаю женщине в чайхане было не место. И только придорожное расположение этой чайханы, одновременно служившей гостиницей, и военное время позволили мне зайти в нее.
Для стариков я просто не существовала.
Справа в дальнем углу я заметила русскую женщину с грудным ребёнком, подошла к ней и поинтересовалась, можно ли здесь переночевать. Она сказала, что можно, только надо заплатить за ночлег чайханщику. «Я здесь ночую третий день», - добавила она.
Подумав немного, я решила все же пойти к той старушке (видимо она была немка из ссыльных).Найдя её домик с маленьким окошечком, закрытым газетой, я постучала, никто не отвечал, постояв немного, вернулась в чайхану.
А женщина с грудным ребёнком и говорит: «Приходила старушка и спрашивала о вас».
Пожалев, что мы со старушкой где-то разошлись, я всё же решила остаться в чайхане, чему и женщина была рада: «Так будет веселее», - сказала она. К тому же на улице совсем стемнело.
Купив у чайханщика чайник чая, и расплатившись заранее за ночлег, я ела свою лепешку, приглашала женщину, она отказалась, так как уже пила чай, и сказала: «Ложитесь к стенке», - я очень обрадовалась, что буду защищена ею.
Я улеглась к стенке, подложив под голову авоську, и тут же уснула.
