Когда Государыня послала за мной утром 10 марта, я увидела, что Она лежит на кушетке у Себя в будуаре. Тут же находился и Государь. Жестом Он пригласил меня сесть рядом с Ее Величеством и стал рассказывать о Своих впечатлениях.
Сначала Он поведал нам о том, что произвело на Него особенно сильное впечатление.
- Когда Я проснулся, - начал Государь, - я надел домашний халат и посмотрел в окно, которое выходит во двор". Я обратил внимание на то, что часовой, который обычно там стоял, сидит на ступенях. Винтовка у него выскользнула из рук - он дремал! Я позвал Своего камердинера и показал ему необычное зрелище. Я не смог удержаться от смеха - это было действительно нелепо. Услышав Мой смех, солдат проснулся, но встать даже не подумал, лишь сердито посмотрел на нас, и мы отошли от окна. Это ли не убедительное доказательство общей деморализации! Теперь с Россией покончено, поскольку ни одна Империя не может существовать, если в ней нет закона, послушания и уважения.
Затем Государыня стала расспрашивать Супруга о событиях в Могилеве.
- Некоторые эпизоды были исключительно неприятными, - ответил Государь. - Мама везла меня на моторе по городу, который был украшен красными флагами и кумачом. Моя бедная Мама не могла видеть эти флаги... Но Я на них не обращал никакого внимания; Мне все это показалось таким глупым и бессмысленным! Поведение толпы, странное дело, противоречило этой демонстрации революционерами своей власти. Когда наш автомобиль проезжал по улицам, как и прежде, люди становились на колени.
Мне трудно было расстаться с Воейковым, Ниловым и Фредериксом. Они не хотели покидать Меня. Мне пришлось настоять. Революционеры твердо обещали не пре-следовать их". Особенно трогательным был такой эпизод, - продолжал Его Величество. - Когда Я сел в поезд, то заметил пятерых или шестерых гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь привлечь Мое внимание. Я подошел к окну. Заметив Меня, они начали плакать и стали показывать знаками, чтобы Я что-нибудь им написал. Я написал Свое имя на листке бумаги и передал девочкам. Но они никуда не уходили, и, поскольку холодище стоял невыносимый, Я стал жестикулировать, чтобы они поняли: следует идти домой. Однако, когда Мой поезд отправился два часа спустя, они все еще находились на платформе. Они перекрестили Меня, бедные дети, - добавил Государь, растроганный воспоминанием. - Надеюсь, благословение этих чистых созданий принесет нам счастье.