Утром пришли за Павлушей. Через некоторое время он прошел мимо меня, улыбнулся и сделал дружественный жест рукой. Потом прошла куда-то Варвара Павловна и вскоре вернулась. Наконец, перед обедом, зашли за мной и повели в соседнюю классную комнату. За преподавательским столом сидели четыре человека: трое молодых и один постарше. Это был, как мне объяснили, «патриотический суд».
Один из членов суда обратился ко мне, говоря, что он не является членом этого суда, а только переводчиком. Я облегченно вздохнул.
– Суд вас обвиняет в предательстве Франции, – сказал «прокурор».
– Какое предательство? Я не гражданин Франции и Францию я не знаю. У меня болгарское подданство. Для того чтобы предательство имело место, надо было бы, чтобы мы были вместе. А этого никогда не было!
– Вы были в немецкой армии и этого нам вполне достаточно!
– Я в немецкой армии не был. Я был простым шофером.
– Покажите ваши документы.
Когда я вытаскивал свой документ, из бумажника выпала моя фотография, где я был в военной форме.
– Покажите эту фотографию! Это же немецкая форма!
– Нет, это форма болгарской армии.
В этот момент переводчик обратился к «прокурору», сказав ему, что это действительно форма болгарской армии, а не немецкой.
Мне вернули мой вид на жительство и фотографию, сказав, что я свободен.
– Вы хорошо и правильно защищались, – сказал мне переводчик. –Я француз польского происхождения. Несмотря на это, французы считают меня иностранцем. Будьте осторожны. Желаю вам удачи.
Выйдя на улицу, я направился к маленькому скверу, где оставил свой велосипед. Захожу, заглядываю в угол, куда я его поставил вчера, – велосипеда нет. Обращаюсь к сидящему за столом мужчине: «Где мой велосипед?»
– Какой велосипед? Здесь никакого велосипеда не было. Уходите, не отрывайте меня от работы!
Ясно – велосипед «пропал!». Пропажа велосипеда мне испортила настроение, и я пошел домой – к Павлуше и к Варваре Павловне.
Оказалось, что наш «семейный» арест произошел по доносу какой-то женщины, живущей в том же блоке, в котором жилы Мусины, которая заявила, что в этой квартире часто бывали немецкие офицеры, но не смогла это доказать!
Утром соседка по лестничной площадке сказала Варваре Павловне, что «вчера утром, пока вас не было дома, в вашу квартиру зашли какие-то люди и что-то унесли».
При проверке оказалось, что, действительно, были унесены мой пакет «первой необходимости» и новые фельдфебельские кавалерийские сапоги – другими словами, все то, что я вытащил из кучи в семинарии. Павлуша установил, что у него пропала бутылка с авиационным бензином, которым он заправлял зажигалку. Варвара Павловна сказала, что на кухне недостает двух кульков с макаронами и двух кусков марсельского мыла.
– Все это мелочи, – сказала Варвара Павловна, – по сравнению с тем, что могли нам преподнести эти голубчики из «патриотического» суда!
В квартире раздался звонок. Варвара Павловна открыла дверь и пропустила Раису и знакомого мне католического священника. Разговор начала Раиса. Сначала она сказала, что обратила внимание на мой русский язык, потом говорила о возможности для меня работы в школе, при условии, конечно, если я соглашусь.
– То есть, как так, «если я соглашусь?!». Конечно согласен! – почти выкрикнул я.
Священник мне объяснил, что в Париже существует Интернат католиков восточного обряда, в котором преподается русский язык. Интернат ищет преподавателя или репетитора русского языка. Он мне сказал, что директором этого интерната является отец Павел, с которым он уже переговорил, и что отец Павел хотел бы со мной познакомиться и ждет меня через два дня.
Свободное копирование
