Наступила середина августа. Приезд воинских подразделений в семинарию прекратился. Время от времени приезжали небольшие группы переночевать и на утро уезжали дальше. Продовольствие начали поставлять через день, а потом каждый третий день. Сворачивание распределительного пункта организации Шпеера происходило по заранее разработанному плану.
Нас выстроили во дворе, в ожидании приезда высокого начальства. Оно объявило, что эвакуация распределительного пункта должна быть закончена до двадцатого августа и что все то, что нельзя вывезти из-за недостатка транспортных средств, как, например, простыни, одеяла, подушки и прочее, будет сожжено во дворе семинарии. Я обратился к генералу с просьбой позволить мне взять кое-что из обреченных на сожжение вещей, так как я, как вольнонаемный, эвакуироваться не буду – я останусь в Париже.
Генерал посмотрел на меня, подозвал капитана и сказал: "Пусть берет что хочет".
На следующее утро начали сносить и класть в кучу все то, что подлежало сожжению. Из этой кучи я вытащил вещи "первой необходимости", в том числе рабочую одежду и новенький велосипед. Переоделся и засунул в глубь кучи свое обмундирование с двумя лычками на погонах.
Ко мне подошел знакомый лейтенант, румын по национальности, и сказал, что он слышал мой разговор с генералом и решил остаться, как и я, во Франции.
– У меня создалось безвыходное положение, – начал он. – До Румынии я не доберусь. Если же доберусь, попаду в руки Красной армии, вернее, в руки политических комиссаров, которые или разделаются со мной на месте, как с фашистом, или отправят в дальние края на добычу угля. Понимаешь?
– У тебя есть знакомые в Париже?
– Да, в Париже есть небольшая румынская колония, которая обещала мне помочь. Кстати, я узнал, что немцы выдают единовременное пособие тем иностранцам, которые решили остаться во Франции. Если хочешь, пойдем после обеда на Елисейские поля, где, по моим сведениям, будет происходить выдача денег.
По дороге я вспомнил, совершенно интуитивно и без всякого намерения, Павлушу и подумал, что, может быть, мне удастся получить что- нибудь и для него.
Кассир записывал фамилии, не требуя никаких удостоверений личности. Получатель расписывался в соответствующем прямоугольнике и получал пособие.
Очередь дошла до меня. Пока кассир отсчитывал мне деньги, я ему сказал, что мой друг не может прийти: он болен и лежит в кровати.
– Напиши его фамилию вот здесь и распишись за него!
Получив все сполна, я оглянулся, но румына уже не было – он, наверное, побежал в румынскую колонию. Я же вернулся в семинарию.
Меня разбудили какие-то мощные взрывы, от которых вздрагивали стены корпуса. Сначала я подумал, что это были артиллерийские снаряды или заблудшие бомбы союзной авиации.
Я вышел во двор. Ни бомб, ни снарядов я не обнаружил.
И ни одной живой души!
Раздался новый сильный взрыв. Судя по направлению, где происходил взрыв, я определил, что взрывались баки с авиационным бензином в соседнем аэропорту Орли (Orly).
Я стою посередине двора, отдавая себе отчет, что кто-то перевел стрелку моего жизненного пути и что впредь я буду один!
Что делать? С чего начать? Куда идти? К кому обратиться за советом, за помощью?
Единственный человек, с которым я знаком и знаю его адрес, – это Павлуша. Я привязал свои вещи "первой необходимости" к велосипеду и двинулся разыскивать известный мне адрес.
Свободное копирование
