Через три дня после нашей экскурсии меня вызвали к начальнику лагеря, который мне сказал, что Центральное управление Шпеера в Париже удовлетворила мою просьбу поехать в отпуск. И добавил, что через три дня уйдет состав с легковыми машинами и с грузовиками в Париж – для капитального ремонта.
– Ты будешь сопровождать этот транспорт, – заключил начальник лагеря.
В назначенное время я пришел на сортировочную станцию. Мне указали на "мой" состав. Проходя вдоль него, я увидел на платформах несколько американских легковых машин. Я выбрал "Буик", в котором устроился поудобней на широком и длинном сиденье. Через полчаса ко мне подошли двое немцев и сказали, что их назначили сопровождать состав.
– Выберете машину и устраивайтесь, – сказал я.
Две лычки на моем погоне – это неоспоримый авторитет для немецкого солдата!
Перед отъездом Павлуша вручил мне письмо, которое просил передать его жене.
– Если вы ее не застанете дома, то зайдите к нашим друзьям и отдайте его им – они передадут. Это люди надежные и хорошие, их адрес на обороте.
Я пообещал выполнить просьбу.
В день отъезда меня провожала "до ворот" наша группа в полном составе. Были крепкие рукопожатия и самые сердечные пожелания. С подчеркнутым вниманием меня провожал Федя.
С этой группой я прожил почти месяц, в течении которого не было ни ссор, ни драк. О жизни "дома", до плена, ребята не рассказывали, и я их не расспрашивал – незачем было рану теребить! Зато Павлуша их упрекал в том, что они не свергли коммунистическую власть и понадеялись на немцев!
– Что там понадеялись, – возражали они, – мы даже не знали, что была война. Нас призвали, дали винтовки, показали, как надо стрелять, и куда-то отвезли. Мы не знали, что нас отвезли на фронт. Внезапно нас окружили немцы и отвели в лагерь военнопленных. Сколько нас там оказалось!
Я с ними не спорил, допуская, что все это могло произойти именно так, как они рассказывали. Потом, уже после войны, читая воспоминания непосредственных свидетелей, я пришел к заключению, что в общем все происходило так, как рассказывали ребята.
Дорога до Парижа оказалась длинной. Бывало, что мы простаивали по нескольку дней на запасном пути, уступая дорогу военному транспорту.
Во время таких стоянок мои спутники, от безделья или от стремления к наживе, ходили вдоль запасных путей и выискивали всякого рода товары.
В одном случае они увидели просверленную бочку не то с ромом, не то с коньяком и наполнили фляжки. В другом случае они открыли дверь товарного вагона, идущего в Германию, заваленного дамской обувью. Еще в каком-то вагоне, тоже идущем в Германию, обнаружили сладкое сгущенное молоко. Найденное "добро" переносилось в машины.
– Скажите, не влетит ли вам за приобретенное вами добро? – поинтересовался я.
– За что? Оно же наше! Оно идет в Германию!
Накануне нашего приезда в Париж мои спутники исчезли. Я заглянул в их машины, но ничего не нашел – все было унесено!