За годы с 1972 до 1 января 2002 года случились четыре смерти: моих родителей, самоубийство мужа Романа и убийство сына Михаила.
Началась беда с болезни Романа, которую не сразу распознали. Он заболел болезнью Паркинсона после нервного стресса, последовавшего за резкую критику и настоящие гонения за фильм «Москва, улица Горького». В фильме были кадры о людях, которые до сих пор жили в подвалах роскошных старинных домов на Тверской (улица Горького после революции). Прошло более 40 лет после революции, а люди живут по-прежнему в подвалах, в каждой комнате по многочисленной семье. Кроме того, в фильме ничего не говорилось о значении этой центральной улицы в жизни столицы первой в мире страны победившего социализма. Ничего о деятелях партии и правительства. Всего этого простить Роману не могли. Романов, председатель Госкомитета по кинематографии и Головня, директор Студии документальных фильмов подняли страшный скандал.
Мой муж заболел, и сначала болезнь было трудно распознать. Началось с дрожащих рук, кончилось нетвердой походкой и трудностями в движении. Лекарство, которое имелось только в Японии, как последнее достижение, называлось Эль-Допа. Пузырек его на 1 неделю стоил 75 рублей. Моя зарплата тогда была 120 рублей в месяц, Романа - 250 рублей. Мы покупали это лекарство через Дмитрия Тёмкина (известного голливудского композитора русского происхождения, работавшего в ту пору на Мосфильме на фильме «Чайковский») и Олега Трояновского (посла СССР в Америке, чей родственник Марк Трояновский был кинохроникёром и другом нашей семьи). Болезнь плохо поддавалась лечению, симптомы нарастали. Особенно они сказывались на походке. Роман по-прежнему возглавлял в Союзе кинематографистов секцию документального кино, ему надо было вести заседания, делать доклады, то-есть быть на людях. Для него все это становилось мучительным.
После встречи в Болшеве с нашим давним приятелем Альбертом Гендельштейном, зятем Леонида Утесова, который был болен Паркинсоном на два года дольше, чем Роман, стало ясно будущее. Альберт, некогда элегантный красавец, поведал ему о своих страданиях и унижениях. Он не мог даже расстегнуть ширинку в туалете, не мог натянуть брюки и так далее. И он не мог прекратить свою жизнь, этот красавец и денди, у него физически не было возможности на какое-либо действие. С подсказки Альберта Гендельштейна Роман решился на самоубийство. Роман, красивый мужчина и успешный кинорежиссер, считал, что не мог зависеть от «молодой жены» (мне было тогда сорок пять) при надобности пойти в туалет. И он осуществил этот план, 3 сентября1972 года он повесился в своем кабинете. Нашел его старший сын Андрей. Он вошел в комнату, на двери которой висела записка «Кира, войди одна, без Миши». Он же вынимал его из петли.
Его смерть была не только шоком для Андрея (ему был 20-й год), но и для меня и всей семьи. Дяде Мише было за 70, он уже был пенсионером и работал главой Бытовой комиссии Союза кинематографистов СССР, которую для него выдумали: он был одним из старейших кинематографистов и всех знал. Мама давно не работала, у меня кончились заработки в командировках. В семье было двое сыновей, которые еще требовали заботы и экономических вложений. Мне надо было срочно находить выход из ситуации. На 10-ый день после кончины Романа, когда вокруг меня сидели сочувствующие, ко мне приехала Ольга Ивановна Москальская (профессор кафедры грамматики и единственный член Академии Педагогических наук в моем Институте) и сказала, подавая мне листок бумаги: «Вот тема диссертации и совет с чего начать». Я начала с той же недели и потом проводила все субботы и воскресенья в Библиотеке Ленина, с открытия до закрытия.
Свободное копирование
