Значит, я крутился совсем рядом с Чуковским, но он ничего не заметил.
Он заходит в дверь флигеля, возвращается оттуда, большими шагами шествует мимо меня. Белая рубаха и красные цветы быстро удаляются. Бегу, догоняю, дергаю за рукав. Чуковский оборачивается, наклоняется, его лицо совсем близко.
– Корней Иванович! – сообщаю с отчаянием в голосе. – Я стихи пишу!
Чуковского это сообщение почему-то не удивило:
– Пишете? Ну, читайте!
Первый раз в жизни ко мне обращаются на «вы»!
Мы стоим у ограды Дворца. За прутьями решетки снуют прохожие. Вынимаю книжечку, подношу к носу и срывающимся голосом начинаю:
К бессмертью человек давно стремится.
Жизнь смыслом наделить желает он,
Не веря в то, что он на свет родится,
Природою на гибель осужден.
– Вам трудно читать, – встревожился Чуковский. – Дайте-ка, дайте сюда вашу тетрадку! Кто вы? Валя? А фамилия? – Тетрадка уплывает в высоту, к глазам Корнея Ивановича, и оттуда гремит со вкусом произнесенное, новое для него и для меня самого литературное имя: – Ва-лен-тин Бе-ре-стов!
– Там помарки, – шепчу я.
– Посмотрим, посмотрим, какие у Берестова помарки! – возглашает Чуковский.
Перелистав книжечку, он и вправду обращает внимание на исправленные или зачеркнутые строфы и совсем добреет, помарки ему нравятся: значит, перед ним не совсем уж графоман (те дрожат за каждое свое слово).
И вот тот же голос, какой только что читал сказку, во всеуслышание трубит:
О гордый и смелый славян властелин,
Племен кочевых разоритель!
Куда во главе своих верных дружин
Направил ты путь, победитель?
То, гибельный жребий касогам избрав,
Не скачет – летит беспощадный Мстислав.
– «Песнь о вещем Олеге»! – радуется Чуковский.
Смиренно киваю. Да. Бессовестное подражание пушкинской балладе. Но мне так хотелось попробовать…
– Он выдержал форму! – торжествуя, сообщает Чуковский неизвестно кому. – Он это умеет!
Роскошная картина богатырского поединка его почему-то не увлекает, баллада остается недочитанной. Корней Иванович уже без игры оглядывает меня с ног до головы.
– Вы плохо выглядите! Как ваше здоровье? Как вы питаетесь? – осторожно спрашивает он.
Что-то бормочу насчет вкусной узбекской лепешки, которую нам в старом городе выдают по карточкам вместо хлеба.
Чуковский обнимает меня той рукой, в которой цветы. В другой он держит мою книжечку. Выходим на улицу. Красные цветы лежат на моем плече.
Свободное копирование
