Утром подбегает Женя: "Ты сегодня пойдешь на волю!" Я не верю, вбила себе в голову - все, только не я; запретила себе верить в слухи и воображать. Однако вскоре меня вызвал опер. К нему стоят в очереди четырнадцать колхозниц из Закарпатья. Стою и все-таки не верю, сомневаюсь до конца. Вот уже дверь перед носом, стучусь, вхожу в кабинет. Опер у нас не злой, попросту улыбнулся и сказал:
- Ну вот, завтра идешь на волю!
- Почему? Еще четыре с половиной года осталось...
- Скинули четыре года по просьбе матери, полгода зачет за хороший труд. Ты что, не рада?
- Не верится, так сразу... Неужели правда?
- Ну и чудачка! Где будешь паспорт брать, здесь или там?
Я подумала: здесь - это надо идти двадцать километров пешком на Лойно, и паспорт будет лагерный.
- Лучше там. Дайте мне, пожалуйста, справку на получение.
- Ладно, как хочешь. Куда поедешь-то? В Москву нельзя.
- Знаю. В Каширу. К матери, она уже там.
Он выписал справку, выдал мне отличную характеристику и обходной листок.
- Желаю удачи. Не шали.
- Спасибо. Прощайте. Передайте начальнику и Кривошееву привет.
Я вышла на крыльцо. Сияет Солнце, льет с крыш, чирикают воробьи. Вспомнила: сегодня 22 апреля, день рождения папы, наш семейный праздник... Хорошая примета. Тут на шею бросилась Женя, целует, поздравляет; подходят другие, а я еще не могу осознать, и радости никакой нет, вся почва ушла из-под ног, пусто.
Весь день в суете, а душа во мгле. Нас, пятнадцать вольноотпущенных, поставили рядом к стенке, пришел фотограф, снял, проявил, напечатал, наклеил на справки, в конторе притиснули печать. Теперь это мой вид на жительство. Была в бане, вымыла голову. Вечером друзья устроили прощальный ужин; они все ждут вызова, сельхоз тает как снег. Плохо спала последнюю ночь на своей обжитой верхней полке, отгоняла сумбурные мысли о будущем. Еще раз перевернулся гончарный круг жизни - вперед или назад?
Свободное копирование
