Прибыли в Киров (бывшую и будущую Вятку). Значит, в Вятлаг?
Тиски чуть-чуть разжались: мы, несколько человек, непринужденно сидим на траве около станции, болтаем и разгуливаем на расстоянии до пятидесяти шагов. Я посмела спуститься к насыпи, потрогала куст, сорвала ромашку. Сложна встреча с утраченной природой, удивительными кажутся самые простые вещи, и трудно восстановить с ними родственную связь. Кировская тюрьма окружена большим светлым садом, вокруг много цветов, поют птицы. Меня оставили снаружи за дверью конторы, пока оформляли документы. Стою смирно, смотрю на розовые мальвы и ярко-оранжевые ноготки, не веря своим глазам, - шевельнулось что-то в душе, оттаивать начинаю... Никогда не увижу я далекие моря моей мечты, прощай, остров Бали! Надо вычеркнуть их из жизни - она интересна повсюду. Сама тюрьма здесь не очень казенная, деревянная, низкая. Камера - квадрат со сплошными нарами в два этажа; окно широкое без намордника, с легкой решеткой, под ним крапива, лебеда и лопухи, из него вид вдаль на чистое поле.
В камере двадцать человек пестрого набора: растратчицы с конфискацией имущества и продавщицы с недостачами; сестра маршала Говорова; племянница известного путешественника писателя Саркисова-Серазини; учительница музыки; фотокорреспондентка, нечаянно снявшая что-то секретное; эстонки и латышки, осужденные за работу при немцах, и тому подобный "сброд". Говорова любит говорить и слушать, обменялись своими историями (ее и посадили за разговоры); в день моего рождения она угостила меня мятным пряником. Льет дождь, смотрю в окно на серое небо и мокрую траву - насколько это лучше, чем в прошлом году на Лубянке! Статику сменила динамика, впереди нечто совсем новое, интересно... Через неделю впустили к нам Женю Панченко. Потеснившись, я уложила ее рядом с собой на нарах, наговорились вдоволь, - вот и в этом новейшем мире появились старые друзья. Увы, через три дня ее отправили. Я пробыла в Кирове одиннадцать дней, потом и меня отправили дальше.
В четырехместное купе запихали шестнадцать человек обоего пола. Я ворвалась одной из первых и села на хорошее место у окна, слева навалились урки и прижали к стене. Обыскали карманы, ничего не нашли и отвязались от меня. Встать и выйти - значит потерять это место, нельзя; решила не пить и не есть всю дорогу. Сосу воблу с черным сухарем, чтобы не мутило от голода. Прислушиваясь и приглядываясь к блатным, убеждаюсь, что они инфантильны, сентиментальны и сексуальны; не признавая государственные законы, строго соблюдают свои собственные: "вор в законе" - почетный гражданин преступного мира. Двойственно их отношение к собственности: жаждут ее приобретать, а имея, не жалеют расставаться. Впрочем, все это давно знают криминалисты, а встречаю воочию впервые. За окном плывут мимо низкие болотистые места, хилые елочки и березки. Миновали Котельнич, Пижму и Ветлужскую... отсюда сказочный путь на град Китеж - озеро Светлояр... Здесь прятались в чащах скиты Мельникова-Печерского... Сейчас вылезти бы - и туда... Но мимо, мимо. Часа в три на узловой станции Яр поезд круто свернул на север. Голая равнина, редкий лес, сырой и неприятный. Моросит дождь, и даже в вагоне с пятнадцатью ворами кажется уютно. Про станции Сухобезводная и Буреполом они рассказывают ужасы - там строгорежимные лагеря и убийственный климат; боятся, что высадят здесь, но, к счастью, пронесло мимо. Дальше...