Если, базируясь на заглавии этой своеобразной повести, кто-нибудь предположит, что героями её являются уже названные два действующих лица, то он ошибётся в том только, что назовет их героями, ибо в свинье нет ничего героического – свинья и есть просто свинья. Что же касается другого персонажа, то в его поведении тоже не было ничего достойного прославления, а одна только игра духа.
Вкратце остановлюсь на описании места, обстановки и всей декорации, на фоне которой произошло это событие. Так сказать, создам рамку для будущей картины и, кстати, поставлю на ней и дату – «да ведают потомки православных»[16]– 17 марта 1918 года. Станица Ново-Дмитриевская.
Стаял два дня тому назад покрывавший станицу снег и превратил в непролазную грязь кубанский чернозём на её немощёных улицах. Только вдоль домов вытоптаны узкие тропинки. Со стороны улицы выше колена поднимается отвесная стена грязи, местами сваливающаяся на тропинку. Идёшь как по траншее. А идти необходимо! Потому необходимо, что в сердце теплится надежда на доктора Ревякина в смысле приведения к нормальным размерам моей распухшей непозволительно физиономии. Два дня тому назад при взятии станицы она слегка пострадала от красной пули. Рассказывали мне потом, что, падая, я сделал не на чём не основанное заявление: "Я убит!" Сам я этого не помню. Ну, а если вправду сказал, то должен сознаться, что похвастался. Зубы-то мне, конечно, выбило, но сам я, остальной, в данном случае выздоровел.
Итак, иду я в наш околоток, а расположился он на первой перпендикулярной нам улице почти рядом со штабом роты. Что уж там со мной делали, не помню. Может быть, только то и сделали, что утешили и назад в роту отпустили. Вышел я и только собрался по узкой траншее домой возвращаться, как заметил, что дорога моя перерезана непреодолимым препятствием: лежит передо мною большая свинья и тушей своей мне путь преграждает. Хоть в грязь лезь! И лежит она ко мне задом с видом величайшего равнодушия. Попытался я её слегка ногой толкнуть, а она и не пошевелилась. Посильнее толкнул. Она только задними ногами шевельнула и продолжает лежать. Начал я её пинками бомбардировать. Поднялась она, несколько шагов сделала и опять легла. Подошёл я к ней и повторил свою бомбардировку. Поднялась она опять и лёгкой рысцой сперва вперёд побежала, а потом снова легла.
И вот тут-то и зародилась во мне некая коварная мысль. Сам я тогда ничего есть не мог и одним молоком изредка удовлетворялся, но что такое вкусный кусок свинины, ясно себе представлял. Так вот, захотелось мне свой взвод угостить. Грех небольшой, а идея хорошая! Да и до помещения взвода недалеко оставалось: до угла – пятьдесят шагов, да за ним столько же.
Поднял я свинью обычным уже способом, а за ней и сам в лёгкую рысь перейти собрался, чтобы не дать ей остановиться, как вдруг слышу над собой монотонный и грозный голос полковника Плохинского.
– Прапорщик Р., куда Вы свинью гоните?
Поднял я голову и вижу прямо над собой в открытом окне ротного командира, гневно наблюдающего картину нашего единоборства.
– Господин полковник, свинья сама бежит! – в произнесённой мною ответной фразе, как и в интонации, сияет в чистоте звезды утренней вся безгрешность моих намерений.
Но, несомненно, замеченные полковником Плохинским мои недавние агрессивные действия заставляют его подозревать коварство моих замыслов. А свинья? Это вполне заслуживающее своё название животное опять спокойно улеглось на дороге и, кажется, не собирается двигаться дальше. В тяжёлом раздумье в трёх шагах от ротного командира стою я над ней, не смея обеспокоить Её Величество Свинью, дабы не навлечь на себя громы и молнии, и глубокой ненавистью к ней наполняется моё сердце.
Если посмотреть со стороны, то невольно встанет перед глазами то, что именуется в театре "немая сцена": лежит свинья, стоит позади неё офицер и над ним наполовину высунувшаяся из окна фигура полковника Плохинского. Свинья не выражает ничего, офицер – полную растерянность, полковник – гневливое любопытство. Не стоять же до вечера над проклятой свиньёй! Нужна диверсия. Начал я её слева обходить, а правой ногой пинка ей дал для того, чтоб она с тропинки в грязь не бросилась, а прямо вперёд побежала. По моим расчётам, полковник Плохинский манёвра моего видеть не мог, а покорность моя сама в глаза бросалась: идёт, дескать, человек деликатный и свинью пытается сторонкой обойти. Что ж тут подозрительного? И опять слышу я позади знакомый монотонный голос: «Прапорщик Р., оставьте свинью в покое!»
Обернулся и вижу, что полковник Плохинский на полкорпуса из окошка высунулся и, конечно, диверсию мою разглядел. Я и отвечать ничего не стал: всё равно не поверит. Опять повторилась немая сцена, но только с той разницей, что полковничья фигура ещё дальше из окошка высунулась. Что же до нас, то мы со свиньёй в старой позе застыли: она на тропке лежит, а я над ней верным часовым стою, покой её охраняю. Дослужился!
Подумала ли свинья, что снова ей задом своим пострадать придётся, или ничего не подумала, но только поднялась она и вперёд пошла. Прошла несколько шагов и снова остановилась, очевидно, раздумывая, следует ли ей продолжать движение. А я на месте остался, дабы не укреплять переходящих в уверенность подозрений полковника Плохинского. Стою я и не оборачиваюсь, но уверен, будто глазами вижу, что ещё больше высунулся он из окна и не упускает из вида ни сажени «поля боя». А свинья подумала, подумала и дальше пошла. И всего-то в каких-нибудь десяти шагах от угла находится. Там, как раз возле угла, грязь обвалилась и ей свободный выход из траншеи возможен. А, кроме того, и другая опасность имеется: а ну как вместо того чтобы направо свернуть, она налево отправится, а там две траншеи сходятся и левая на ту сторону улицы ведёт. Пропала тогда для меня свинья, безвозвратно пропала!
Обернулся я и сразу убедился, что все мои предположения относительно полковника Плохинского полностью оправдываются. Высунулся он из окошка так, что скорее в горизонтальном положении оказался. Как только не вывалится! На животе, что ли, лежит? И обоих действующих лиц из глаз не выпускает. Пошёл я вперед, умышленно шаг замедляю и свинью в зад гипнотизирую: "Направо, свинья ты этакая, направо!" Я за ней тогда шагах в десяти находился и для большей убедительности ещё тише пошёл. Так что полковник Плохинский теперь мог собственными глазами убедиться в отсутствии всяких чёрных замыслов и в кротости моего поведения: я, мол, сам по себе, а свинья сама по себе, и вообще мы друг другом не интересуемся!
То ли гипноз на свинью подействовал, то ли самой ей так захотелось, но только она действительно направо за угол свернула безо всякого физического принуждения. А мозги мои, хоть и в распухшей голове, дело своё делают – соображают. Вот и сообразили они, что раз свинья направо свернула, то деваться ей уже некуда и, как только я за углом буду, то тут и мне в рысь перейти можно и ей живости придать. Так, не торопясь, дошёл я до угла и вижу, что на мозги жаловаться не приходится: свинья, действительно, в пяти шагах опять на дороге лежит. Ну, тут-то я тотчас же её на рысях атаковал и в бегство обратил. Так мы с нею галопом до двора хаты и прискакали!
Своим объяснять, в чём дело, не пришлось. Они об остальном и сами догадались - тоже не лыком шиты! Поручик Ершов-Вуколыч сразу на себя все остальные хлопоты принял, да и другие ему помогли. Двор хаты был отгорожен плетнём, за которым огород находился, а огород, в свою очередь, другим плетнём от степи отгорожен был. Вот за этот-то второй плетень её и потащили для ликвидации.
Я в хате остался, подозревая, что полковник Плохинский, того и гляди, во взвод заглянет, дабы убедиться в отсутствии во дворе своей протеже. Так оно и вышло. Визит полковника Плохинского не заставил себя ждать. Во дворе никаких признаков пребывания свиньи обнаружено не было, а в хате в мученическом выражении моего лица прочёл полковник Плохинский такое страдание, что, вероятно, устыдился своего чудовищного подозрения. Я как раз против зеркала сидел и, на самого себя глядючи, тоже удивлялся: как же это меня до сих пор живьём на небо не взяли, потому – одна святость и никакого свинства.
По окончании полковничьего визита капитан Згривец мне по секрету сообщил, что полковник Плохинский очень интересовался, вернулся ли я из околотка один или в обществе некой внушительной особы, и успокоился, получив заверение в полной моей невинности. Почесав за ухом, Згривец добавил: "Ох, смотри, узнает – расстреляет!" Ну, это я и сам знал. Два дня подряд весь взвод свининой угощался, и Згривец тоже.
Однако история на этом не совсем закончилась. В тот же день пришла казачка с жалобой, что, дескать, кабанка угнали. Спасибо, что не попала в штаб роты! Заплатили ей по-царски, но, по-моему, не слишком дорого. Могло бы гораздо дороже обойтись. Во всяком случае, мне!
Примечание:
17. Цитата из трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов».
Свободное копирование
