Всю ту ночь мы шли безостановочно, видимо, даже побили какой-нибудь рекорд, потому что утром стали на привал в подмосковном городке Ногинске. А это было, наверно, не меньше 50 километров. Откуда только силы брали?
Впечатления той ночи запомнились навсегда — сперва на обочине дороги у кювета увидели раздавленного пса. Потом — труп подростка в форме ФЗУ; ближе к рассвету — тела еще нескольких фэзэушников, рядком выложенные за кюветом... По соображениям маскировки машины мчались без света, вот и сшибали тех, кто не успевал сойти с дороги. С тяжелым чувством вошла я в Ногинск. Там мы расположились в каком-то клубе, почти все свалились без сил, кто где стоял, а я, перемогая себя, отправилась проверять состояние людей и делать все, что требовалось по уставу и должности. Видимо, в экстремальных ситуациях у людей открываются скрытые резервы...
Меня окликнул какой-то мужчина в кожаной куртке, оказался московским таксистом, человеком запасливым:
«Присядь, сестра, перекуси» — протянул кусок вареной куры, жестяную кружку — «Хлебни чуток, а то сама заболеешь...» Убежденно сказал: «Я на фронт хочу! А нас, видишь, в тыл ведут — сбегу!». Наверное, он так и сделал, потому что, когда мы добрались до места назначения, вместо 350 человек, выходивших из Москвы, в нашей роте оказалось человек 150-100, точнее, конечно, не помню.
Таксист оказался прав — нас выводили в тыл, и в действующую армию я тогда не попала — с разнообразными «приключениями» (то отставала от своих, то обгоняла их — шли вольно, в гражданской одежде) я добралась сперва до Владимира, потом вместе со всеми до Мурома, потом снова «своим ходом» — на поезде приехала в Йошкар-Олу.