8 мая 1917 г. № 43
Милая и дорогая моя Ленурка, скучно без тебя и без писем от тебя. Так бы хотелось повидать тебя, и я с нетерпением жду писульку от тебя, из которой увижу, возможно ли на такой приезд рассчитывать, если возможно, то когда.
Вчера я был в штабе фронта, представлялся Брусилову, познакомился с Духониным и его женой. Между прочим, Духонин мне сказал, что он говорил с Корниловым относительно того, есть ли у него свой кандидат на должность начальника штаба или нет, и Корнилов заявил, что у него никого нет и что против меня он ничего не имеет, так что до известной степени моё положение определилось, и ты, моё сокровище, если хочешь и можешь, можешь ко мне приезжать. Мне только совестно тебя просить, потому что ехать уж очень трудно. Во всяком случае, хлопотать надо начать сейчас же, если хочешь ехать, и записаться в Москве на место в международном вагоне; это, кажется, единственное средство. Что касается от Киева, то тут тебе придётся обратиться к коменданту, чтобы он тебя устроил в штабном вагоне, который едет на Каменец-Подольск, мы об этом ему протелеграфируем. От Каменца приедешь на автомобиле, встречу тебя либо я, вернее, что Кусонский, ну а, в крайнем случае, Пупков. Вот, моя дорогая, все мои соображения. Если решишь ехать и возможно это будет проделать, то чем скорее это сделаешь, тем лучше.
Когда письма начну от тебя получать, я не представляю. Как вы устроились, как себя чувствуют детишки, питаются ли свежим воздухом или этот вопрос слабо стоит? Затем, как вопрос с прочим питанием? Приехала ли Ляля? Я когда здесь был у Наталии Владимировны Духониной, то она жаловалась, что Ляля её совсем забыла. Сейчас приехал Кусонский, который был очень растроган, увидев у Духониной Гришин [3] портрет на столе. Он просит вам всем передать свои приветствия.
Поцелуй маму и детей. Без счёта целую тебя и мечтаю, когда это можно будет в действительности проделать.
Твой Ваня