Текущая хроника и особые происшествия - 157

   [12 октября]

Университетская история по городским толкам

1861 -- сент. 25 -- 26 -- октябрь

   Об этой истории столько разноречащих слухов, толков, апофегм, легенд, эпиграмм, -- что не знаешь, чему и верить.

   Наибольшее число обвиняют гр. Сергея Строганова, подавшего мысль не принимать студентов без платы (по бедности) более двух на губернию. -- Здесь полагают начало всему происшествию. Это распоряжение оскорбило и публику, и студентов. К этому присоединилось распоряжение гр. Путятина о закрытии сходок, на коих между прочим студенты собирали между собой деньги для беднейших товарищей, занимались библиотекой и прочими своими делами. Эти сходки бывали публичные в зале университета, часто в присутствии ректора и в них ничего предосудительного не было. -- Они закрылись по мысли гр. Путятина придать университету совершенно школьный характер, -- потому что так в Оксфордском, основанном английскими лордами, где при каждом студенте тутор, у каждого студента три-четыре комнаты и где каждый вносит до 3 000.

   Следствием этих идей было бы у нас усиление, или, лучше сказать, искусственное образование сильной аристократической партии, столь несвойственной ни духу, ни условиям России и, сверх того, самой опасной для монархического правления.

   Говорят, что гр. Строганов настаивал, чтобы высшее образование давалось лишь богатым, и вспоминают, что подобная мысль, хотя в другом виде, была предложена императору Николаю: хотели, чтобы университет был открыт лишь дворянам. Император Николай отвечал: "не могу взять на свою совесть запретить кому-либо учиться".

   Не знаю еще, что было поводом закрыть университет, но известно, что он был закрыт без предварительного о том извещения студентов. Когда они пришли по обычаю на лекции, их встретил полициймейстер Злотницкий [Золотницкий] с объявлением, что впуск запрещен. "От чего"? спросили студенты. -- Об этом спросите у попечителя". (Попечителя Филипсона не было в это время в университете). Студенты отправились чрез Невский проспект, как говорят, весьма чинно, с портфелями под мышками, по два в ряд, не позволяя себе даже громкого разговора; когда они подошли к Владимирской, их окружили солдаты и отвели в крепостные казематы.

   Остальные товарищи (знак, что не 2 тысячи шли по улицам) собрались снова, говоря, что взятые не больше их виновны, и потому желают, чтобы и их подвергли той же участи.

   Теперь -- 12--14 октября, говорят, в крепости до 300 человек.

   Озлобление в публике большое и против бездействия Путятина и Филипсона, и против излишней деятельности [П. Н.] Игнатьева и Паткуля.

   Говорят, что им непременно захотелось отличиться и быть спасителями отечества; что они старались об этом при обнародовании манифеста о крепостном освобождении, что им не удалось; так они воспользовались отсутствием государя, чтобы обратить чисто домашнее университетское происшествие в государственное дело, произвести искусственную революцию и спасти отечество.

   Говорят, что много студентов изранено прикладами; но это неправда; солдат ударил прикладом по голове лишь кандидата Лебедева (вышедшего из университета) и который, идучи в Академию Наук к Веселовскому, попался тут нечаянно, -- остановившись или остановленный толпой -- Лебедев взят в крепость.

   Между народом распускали слух, что это бунтуют молодые помещики, потому что государь освободил крестьян.

   Говорят, Бистром кричал солдатам: вы этим барчатам спуска-то не давайте.

   Когда Плаутину стали говорить, что студенты бунтуют, он отвечал: я видал бунты и революции; бунтуют с криками и с оружием в руках, а эти шли просить.

   Вообще до сих пор так еще мало у меня верных данных, que je ne vois pas trop clair dans toute cette affaire {Что я не слишком ясно разбираюсь во всем этом деле}, -- может быть Игнатьев и Паткуль и не могли действовать иначе, -- audiatur et altera pars {Выслушаем и другую сторону.} -- здесь в отношении к обеим сторонам; но одно верно: слава богу, что все это и в Петербурге и в Варшаве явилось после уничтожения крепостной зависимости. Тогда бы история была другая. Верно и то, что ни Филипсону, ни Путятину не следовало отсутствовать. Не уж-ли они побоялись комков грязи? Грязь, полученная на исполнении своего дела, не беспечит.

   Озлобление в публике сильное. На юбилее полка, где Паткуль прежде был полковым командиром, офицеры при чем сделали складку в пользу студентов до тысячи, и настоящий полковой командир первый подал тому пример.

   Говорят, что наследник сказал про действия Путятина: он, кажется, забывает разницу между управлением корабля и управлением университетом. Говорят, что [С. Г.] Строганов был в отчаянии от этого замечания.

   Говорят, что в "Искру" были присланы стихи о каком-то бродяге, где между прочим было, что следует:

   И бить его, и гнать его (Игнатьева).

   Впрочем, это подражание старинной эпиграмме Соболевского на Григория Книжника [Геннади].

   Так же был следующий стих:

   Бьет по морде, под лопатку-ль (подло Паткуль).

   Ценсор догадался и не пропустил; а легко он мог пропустить -- нескоро заметишь. Так трудна и даже невозможна ценсура.[1]