Вся страна наша, как и коми, состоит из крестьян. Испокон веков мужик обрабатывал землю, кормил миллионы: интеллигенцию, рабочих и всякого рода чиновников и богачей. Однако сам не всегда был сыт. И не зря г. Столыпин, высокопоставленный чиновник, еще в прошлый век, ссылаясь на освобождение крестьян, хотел сделать земельные реформы. После октябрьской революции дали сельчанам землю. Наша семья получила несколько сотых земли в разных местах вблизи волости Вотчинской и в каждом месте 1,5-2 сотых. С одной стороны хорошо, что маленькие участки в смысле соблюдение севооборота, своя земля, но очень уж не удобно на клочках применять какие-либо машины даже конный плуг или борона приходилось трудно заворачивать. Лошадь и то от этого круговорота устает больше чем пахарь.
В 1928-32 годы стали создавать Коммуны, колхозы и ТОЗы. В селе Межадор организовалась Коммуна, где обобществили даже чашки и ложки, не то, что скот. Но коммуна существовала лишь несколько лет, потом преобразовали колхозы. Наши родители, пять семей, создали ТОЗ (товарищество по совместной обработке земли). Те выделенные земельные участки обрабатывали сами, урожай свозили в одно место (гумно), складывали свои стога, у кого не было лошади им помогали пахать и вывозить урожай. Купили одну молотилку конную и поочередно молотили каждому машиной его урожай. Купили веялку и чистили зерно тоже поочередно. Все это хорошо помогало и облегчало труд каждой семьи.
Когда по всей стране началась сплошная коллективизация, под нажимом районных властей начали создаваться и колхозы у нас в Вотче. Создали 7-8 колхозов, дали каждому имя. В нашей деревне Ляпин организовал колхоз, и на общем собрании решили назвать «Югыдлань» («К свету»), в смысле к светлому будущему. Обобществили те мелкие земельные участки - пахоты и сенокосные угодья. Получили документ от райземотдела, право на вечное пользование. Застолбовали границы и мужики начали жить - работать. Кроме земель были обобществлены лошади и коровы, сельхоз инвентарь. У кого был теленок, их не обобществляли, а вот лошадей собирали с жеребятами. Многие, конечно, жеребят не сдавали, а забивали на мясо. При обобществлении скота были самые неприятные дела: хозяева, особо женщины, плакали на всю улицу как на похоронах, причитали, но, однако самим же пришлось гнать в приспособленные места под скотный двор или конюшню.
Наших коня «Толин» и корову «Сюрань» отец и мать со слезами погнали и еще несколько дней ходили в конюшню и скотный двор. «Сюрань» и «Толин» их узнавали и вроде бы «разговаривали» с нами как с родными. По деревням ходили всякие слухи и выдумки, якобы весь скот угонят или забьют на мясо. Время шло. Люди успокоились. На выделенных землях колхозники стали распахивать межи между старыми клочками земли, раскорчевывать кустарники, стараясь создать больше полосы пахотной земли, а на сенокосных участках раскорчевывать пни и кочки. Вроде жизнь в колхозе пошла своим чередом, но, однако те, которые не желали коллективно жить, стараясь как-то мешать: то соль насыпать в лясни для коров лишку, то лошадей напоят горячую, то еще сожгут чего-либо и т.п. Однако, колхозы оживали, люди дружились и дела пошли. По назначению председателя и бригадиров люди ходили на работу, за работу им начисляли трудодни исходя из норм работы.
Первые годы, конечно, мало что давали, но с учетом своего огорода и зимних работ на лесозаготовке люди жили не богато, но и не голодали. Хлеба имели, рыбу ловили, охотничали на боровую дичь и уток, за деньги, полученные на лесозаготовке зимой и на сплаве леса весной, покупали в сельпо сахар, кондитерские, ткани, одежду и т.д. Трудно было семьям многодетным, инвалидам и лодырям. Многодетным и инвалидам колхоз всегда помогал во всем. Коллективизация села повлияла на отток людей из села. Большинство уходило на лесозаготовку, сплав леса, вновь созданные у нас за рекой Сысола льнозавод, крахмалопаточный завод, на учебу в г. Сыктывкар. Но это не большой процент из тысячных жителей деревень.
