Курьер

Мы знали к концу апреля, что Крым держится, что борьба возобновилась, что во главе армии стал генерал Врангель. Однако, меня удивляло, почему наши крымские друзья не подают никаких известий.

Правда, несколько раз бываю так, что по Одессе бежал слух  — высадилось столько-то человек. Но это, обыкно­венно, сопровождалось через некоторое время разъясне­нием, что все они или часть попали в чрезвычайку и рас­стреляны ...

Я получил приглашение от своего родственника Ф. А. М. увидеться с ним по важному делу. Я пришел к нему ко­чевать. Он жил далеко, на Молдаванке.

Был май месяц, на улицах было много цветов и много жизни. Правда, особенной жизни... Веселящегося, жизне­радостного русского типа здесь нельзя было встретить. Но еврейская молодежь «фетировала» весну...

Я добрался до Молдаванки. Научились мы, контрреволюционеры, ходить необычайно. Ведь лучшее средство, если существует опасность, что за вами следят, — это бе­шеная быстрота ходьбы  Ибо те, которые следят, тоже должны будут неистово нестись, обгоняя всех, и вам скоро это станет ясно.                                

***

У Ф. А. я застал ошарашивающую новость: курьер из Севастополя. Он был туг же в комнате, этот человек, и мало того — он был одним из тех людей... словом, Ф. М. его хорошо знал Его инициалы Н. Л. Б.

Вот, наконец, первые, более или менее достоверные изве­стия о Крыме.

Да, армия существует ... Перешейки держат крепко и не думают уступать. Армию нельзя узнать, — дисциплина восстановлена, грабежи и всякие мерзости прекращены беспощадными, но умелыми действиями генерала Слащева.

            Был бунт капитана Орлова, но он подавлен. Теперь положение прочное. Намечаются реформы — земельная, во­лостная ... С рабочими отношения  урегулировались в Се­вастополе. Вообще, в Крыму полны надежд...

Он приехал за информацией, просит дать ему всякие письменные сообщения обо всем, что мы знаем.

На днях он едет обратно, тем же путем — через Тендру ...

Было решено, что Ф. А. М. поедет с ним ...

***

Ф. М. пришел ко мне перед отъездом проститься. Вы­яснилось, что Н. Л. Б. ехать еще не может. Но взамен себя он предложил одного из своих товарищей. Они, оказы­вается, вчетвером приехали из Крыма. Один из этих четы­рех, совершенно верный человек, должен был сопрово­ждать Ф. М.

***

Ф. М, или Эфем, как он иногда подписывался, был мне близким человеком. Я любил его, как младшего брата. По­этому больно мне было, что он такой грустный и даже со­всем как-то «не в себе» был при нашем расставании...

Я вышел провожать его на лестницу ... Он, спускаясь, смотрел на  меня своими красивыми глазами, и были они полны чего-то прощального и обреченно-смирившегося, и вся его удаляющаяся, слегка согнутая, фигура сжала мое сердце тоской ...

***

Я приписывал его состояние, «не в себе», тому настроению, которое было для него характерно последнее время...

***

Это подготовлялось в нем давно. Но окончательно утвер­дилось в последнее время.

Он пришел к богу. В особенности к Христу ... Он был необычайно талантлив, но очень непостоянен. Он бросил политехникум для живописи, живопись для беллетристики, беллетристику для скульптуры, скульптуру для Красного Креста, Крест ради изобретения какого-то  нового мотора и, наконец, во время революции принял уча­стие в политической борьбе. И вот тут и сформировалось это...

Он разуверился в силе разума. Он понял, что идут верно только те, кто имеет бога в сердце. Он стал искать веры. И она пришла, к нему, пережившему и передумавшему все ухищрения ума, — простая и бесхитростная ...

На этой почве у него родилась мысль... Чисто хри­стианская ... Он все мечтал о создании, как он говорил. «Политического Красного Креста» ... Чтобы было такое учреждение в гражданской войне, которое при красной власти имело бы право «печаловаться» о белых, а при бе­лой — о красных ... Такое учреждение, которое призна­вали бы обе стороны... Это учреждение он мечтал на­звать «Обществом имени св. Николая Мерликийского» ... Чтобы это понять, надо вспомнить картину Репина, где св. Николай останавливает меч, занесенный над головой осужденного...

На следующий день мне сообщили, что он ушел со своей квартиры, — так было условленно — вместе с приятелем Н. Л. Б. Они должны были добраться до знакомых рыба­ков, которые переправят нас на Тендру. На Тендре уже наши — генерал Врангель... Переход морем верст семьдесят... может-быть, бог поможет...

***

Если бы Эфем добрался благополучно и оттуда, из Крыма, прислал бы деньги и инструкции можно было бы кое-что сделать. Хотя из Одессы бежали все, кто мог, но все же кое-кто остался, волей или неволей. Мы могли бы работать ... Этот курьер из Крыма подбодрил всех нас ...

Появился просвет... Ведь этот курьер значит, что есть еще земля обетованная, клочок русской земли, где нет этих проклятых красных знамен, где не слышно гнусного Интернационала, где люди вольно и легко дышат.

Надо работать для них, для тех, кто борется, кто идет нам на помощь...