Арест - 1

1-го декабря, к 2-м часам, как было условленно, мы подъехали к одесской товарной станции. Подъехали одновременно все с разных концов города.

            Спутники незнакомые, — их немного. С ними должны были ехать вместе пять длинных суток до Киева. Все радостные. Коман­дировки, пропуска, разрешенья — все, наконец, в порядке, все, над чем трудились три месяца.

            Проехали в последний раз оголенные длинные улицы, всегда такие шумные и беспокойные с чуждыми гуляющими толпами.

            Наконец, мы на станции у нашего вагона. Нас трое — моя приятельница-архитектор И-на, мой пятнадцатилетний сын Кирилл (Кика), я — и небольшая группа людей, с которыми мы должны были ехать.

            — «Вы арестованы», — услыхала я возле себя решительный голос, и молодой человек в бобровой шапке с револьвером в руке подошел вплотную к нам. Взгляд пристальных глаз тяжелый и злой. У меня быстро пронеслось воспоминание, — где-то я видела эти глаза, но где, когда? В моей памяти сохрани­лось лишь тяжелое их выражение...

            Я вдруг вспомнила. Во время упаковки на­шего багажа, приходил этот самый человек. Так неприятен, так пристален был его взгляд, что я невольно отошла от него. Только теперь начала понимать значение этого взгляда — он знал о нашем аресте уже тогда. Недаром он так внимательно присматривался и расспрашивал, каким путем едем. Назвался членом жилищного отдела.

            Это был агент ЧК.

            — «Все арестованы»,— услыхала повелитель­ный голос.

            Нас и спутников повели к вокзалу. Не могла не заметить, что особенное внимание обра­щено на нас троих.

            Кика и я шли позади, подвода с вещами ме­дленно двигалась за нами. Вдруг увидела: Ки­ка с большой решимостью выхватил узелок, лежавший на подводе, и, несмотря на то, что за нами внимательно следили, сбросил что-то тяжелое.

            Сделано искусно; узелок опять на месте. Слышно было только грузное падение тетрадок. Их много, это — все его дневники.

            Прошли благополучно дальше; их внимание было в тот момент чем-то отвлечено.

            Там, в одной из комнат вокзала, мы ждали нашей участи. — Беспрестанно открыва­лись и закрывались двери, и кто-то проходил мимо.

            Наши бумаги были отложены в сто­рону. Мы поняли, что это значит для нас троих. Впрочем, это разделение произошло и внутри нас. С этой минуты мы остались одни, — точно пропасть выросла между нами и спутни­ками. Они стали заботиться лишь о себе, о сохра­нении своей жизни, своих вещей. Женщины, что­бы привлечь агентов, стали с ними заигрывать и вполголоса уверять, что он ничего общего с нами не имеют.  — Несмотря на их старания, количество сундуков все-таки испугало аген­тов, и их арестовали с нами вместе.

            Мы взобрались поверх сундуков на боль­шую подводу и поехали в город. — Сердце сжалось — мы поняли, куда мы едем.

Ни слова между нами не было сказано, только в расширенных зрачках читали мы неизвестное, но страшное будущее.

            На подводе я сидела рядом с приятельницей. Все разместились на сундуках, — дорога длинная и тряская. В руках у И-ной был небольшой кожаный мешок. Человек в бо­бровой шапке не спускал глаз с нас и в особенности с мешка — точно в нем были сосредоточены всё сокровища мира. Зная его содержимое, я не могла не улыбнуться.

            И-на курила, и мы тихо  вполголоса говорили.

            Старались казаться спокойными, но в душе была какая-то глухая притупленность.

            Спутницы наши беспрестанно плакали и жа­ловались на судьбу. Все их старания не по­могли: их везли туда же, куда и нас. О том, куда везут, каждый спрашивал себя, и со стуком колес слышал стук сердца.

            Вдруг в толпе на каком-то углу мелькну­ла милая знакомая фигура Сильвии А. (Одна из художниц в мастерской, где я работала.) Хоте­лось крикнуть ей с вышины подводы, просить помощи. И-на позвала ее, но голоса ее не было слышно от ветра, a крикнуть еще раз не дали: И-ной зажали рот. Надо было молчать.