И о, ужас! Нас высадили на берег в город Онегу не одну тысячу человек без средств, и к величайшему горю мы узнали, что путь в Архангельск заминирован, и сообщение прервано. Что делать? Поднялись рыдания, отчаяние. Идти пешком 350 км без средств существования или сидеть в городе до открытия пути в Архангельск, но ведь будущее неизвестно никому. А наша участь еще горчая — у нас на руках ребенок. При утомленности пришлось искать пристанище хотя бы на одни сутки. Вот тут и пришла нам мысль ехать вверх по течению Онеги в приход Пияла к священнику о. Николаю — брату моей супруги — моему шурину. Это был единственный выход попасть нам домой.
Ценности с пароходов погружены на телеги, и сотня или более лошадей направлены вверх по течению до станции Порог в 25 верстах от города Онеги.' Масса пассажиров идет по этой дороге, и мы идем вместе с обозом. Я несу на руках свою дочку. Тут я вспомнил про хор Устюжских монашек и их горькой участи. Но у нас есть надежда выбраться из плена. Дошли мы вместе с обозом, каждую телегу охраняет монах в военной тужурке и с саблей сбоку. Порог, это грозное зрелище, вода падает под уклоном в 45 градусов, шипит, пенится, шум слышно за несколько километров. Обоз остановился у переправы на другой берег.
Первые телеги уже заранее переправлены, теперь переправляются остальные 50 — 60 телег. А куда они будут следовать, жители деревни Порог говорят, что не иначе как в Кожеезерский монастырь, потому что трактовая дорога ведет туда. Отчаяние наше смягчилось мыслью, что мы свидимся с о. Николаем, но предстоит путь проехать вверх по течению реки Онеги 90 километров.
Регулярное передвижение по реке производится через два дня, и нам пришлось гостить под открытым небом еще сутки. Вся река до отказа запружена строевым лесом, она узкая с крутыми болотистыми берегами. И вот посадили нас всех пассажиров около 45 человек в большой карбас, ничем не покрытый. Маленький пароходик «мышка» потянул нас вверх по течению. Часто останавливались в местах, где возможно пристать к берегу для исправления неотложных нужд пассажиров. Останавливались у приходов церквей: Турчасово, Вазенцы, Чекуево (и еще приход забыл) и, наконец, Пияла — цель нашего путешествия. На каждой пристани проводы мобилизованных, рыдания, жены кидаются на шею мужей, падают в обмороке. Ехали мы до Пиялы четверо суток под открытым небом.
Наконец явились неожиданные гости к о. Николаю. Утомленность требовала отдыха. Для нас, как дорогих гостей, сделан радушный прием. Но все-таки мы не дома, а в плену. Проезжая, мы видим, что за пашней, за плугом все женщины, сенокосят женщины, сено и хлебные снопы везут на санях, а о телегах здесь мало понятия, почва — болото, и в деревнях дороги устроены из бревенчатых настилов. Если свалится с настила корова или лошадь, то без помощи человека она не выберется.
Каким транспортом нас отправлять — это была трудная задача. На санях лошадь не довезет 95 километров до станции железной дороги «Обозерская», а телег здесь никогда не бывало. Отец Николай разведал, что в ближайшем приходе Чекуево у одного кузнеца есть два брошенных за негодностью колеса от телеги. Починили и навели шины, потом он нанял из своего прихода мужика, и он смастерил колымагу на двух колесах, чтобы усесться троим.
И вот посадили нас двоих, а ямщик сидел, свесив ноги к хвосту лошади. Дорога — болото, устланное строевыми бревнами, по бревнам на колесах тряска страшная, берегись — язык откусишь. Добравшись до твердой почвы, нужно отдышаться-отдохнуть. И так доехали до станции, проехав 45 верст, осталось еще ехать 50 верст. Станция — хижина, разделенная на две конуры, по одному окну в каждой. Клопов и паразитов полно, нельзя присесть, пришлось отдыхать на воздухе.
Остальная дорога была поглаже, и мы легче доехали до станции. До Архангельска по железной дороге осталось ехать 133 км. Прибыв в Архангельск, мы узнали, что путь в Соловки открыт. Погостив у шурина, мы отправились домой. На каждой пристани происходит посадка на пароход мобилизованных. Рыдания жен и обмороки. Нас потеряли, предполагая, что по случаю войны завезли нас в другие края. Брат Вася замещал меня во время поездки. Во время нашей отлучки умерла старушка-дьяконица, истопила баню и угорела в ней до смерти.
Свободное копирование
