А потом я познакомился с ребятами, которые играли на гитаре. И подошел к начальнику КВЧ. Говорю ему - почему у Вас в лагере нет самодеятельности. Он - а Вы чего. Я говорю ему - а я артист. Тогда он предложил мне организовать самодеятельность. Я – конечно, могу. А он ведь тоже был наказанный. Когда-то он работал в Киеве в госбезопасности и как-то проштрафился. Его туда и направили, в лагерь.
И вот он потом вызывает меня в свой кабинет в КВЧ. Говорит - я посмотрел Ваше дело. Но освободить Вас от работы не могу. Ну, то есть назначить на какую-то блатную легкую работу. Говорит - в Вашем деле написано использовать на тяжелых физических работах. Но все, что от меня зависит, я помогу. Начинайте собирать самодеятельность. Захожу в один из бараков. Какой-то лежит мужчина в рваной телогрейке. Весь такой неухоженный. А мне сказали, что он бывший певец ленинградской оперы. Он был в составе фронтовой бригады артистов. И эта бригада попала вся в плен к немцам. Короче у него оказался прекрасный голос. Еще нашелся актер, украинец по национальности, который великолепно читал басни украинских авторов. Набралось немало желающих участвовать в самодеятельности. И по вечерам после работы мы собирались в столовой - она же была клубом. И там мы репетировали. Нашлись портные. Соорудили занавес, который открывался на обе стороны.
Я добился, чтобы нам разрешали репетировать 2 - 2,5 часа после отбоя. Повара в столовой нам немного еды оставляли. В каптерке я попросил для наших артистов нормальное обмундирование первого срока. Начальник КВЧ дал распоряжение, и нам выдали.
Это, конечно, все авансы были со стороны начальства. Я, конечно, понимал, что если ничего не получится, то с меня спросят. Я попросил начальника КВЧ, чтобы нашему аккордеонисту родные с воли прислали аккордеон. Витя Домнич такой был. Замечательный музыкант. Потом он у Рознера работал трубачом.
Солист наш из ленинградской оперы пел самые шлягерные произведения. Скрипач появился, Берковский. Великолепный скрипач - первая скрипка рижской оперы. Виртуозно играл на скрипке. И он взял на себя руководство оркестром. Появился тромбонист у нас. Лагерное начальство где-то добыло тромбон ему, саксофонист появился из оркестра Олега Лунгстрема. Ему нашли самый большой, какой могли найти в Карагандинской области, саксофон.
В общем, сложился какой-то оркестр уже. Потом я приступил к репетиции конферанса. У меня объявился партнер по конферансу, некий Олег Перхин. У нас сложился такой дуэт - я был монтеркиным, а он шахтеркиным. Он был толстый, низкого роста, а я высокий, худой. Я был рыжий, а он белый, как принято в парном конферансе. Материала у нас было море.