В воскресенье 11 марта в газетах появилось официальное объявление за подписью императора, но совсем не то, которого ждали. Оно распускало Думу! А она, закрывая свое последнее заседание двадцать четыре часа назад, в полной уверенности назначила следующее на вторник (тринадцатое).
Все были словно громом поражены! Министры, за исключением министра внутренних дел, были изумлены и совершенно не понимали, что же произошло. Спланировать и подготовить столь мудрую меру, за которой последовал такой акт, — это казалось просто слабоумием. И не предупредить их!
В тот день воцарилось тяжелое, сердитое молчание. На улицах не ходили трамваи, почти не было ни саней, ни автомобилей и очень мало людей. Со всех сторон раздавалась стрельба, поползли зловещие слухи об угрозе закону и порядку, но ничего нельзя было предпринять. Родзянко и члены парламента были глубоко обеспокоены.
Если бы удалось сформировать достойное доверия правительство в союзе с либеральной Думой, все здоровые силы (даже из среды рабочего класса и солдат), безусловно, поддержали бы его. А теперь этот указ, положивший конец всем надеждам либералов, обрушился на них, словно удар молнии! Исправить положение вещей, казалось, было уже невозможно, и Дума, так же как и кабинет, ощущала себя загнанной в ловушку и проданной врагу. Если в тот день и велись какие-то разговоры среди руководителей, они носили личный характер; и для общественности воскресенье прошло в унылой и тяжкой депрессии, в то время как набежали грозовые облака, готовые назавтра разразиться самой страшной бурей, какую только знала страна.
Свободное копирование
