14 ноября 1916 года открылись заседания Думы. До последнего момента в Петрограде царила неуверенность, откроется ли она вообще. Говорили, будто группу Штюрмера— Протопопова пугает мысль оказаться лицом к лицу с представителями народа, и они надеются помешать парламенту собраться. И еще я слышала, что либерально настроенные члены правительства, так же как и светское общество, провинция и армия, — все надеются, что критика Думы, наконец, откроет монарху глаза на общественное мнение и убедит его раз и навсегда отбросить оказываемое на него дурное влияние.
Я собиралась на открытие этой Думы с большим интересом, чем на прошлое открытие, состоявшееся год и четыре месяца назад. Но как же они отличались! Мои друзья из министерства казались такими озабоченными, а какие распространялись отвратительные слухи о нечестности как в политической, так и в финансовой области, о неверности и предательстве; казалось, почти не оставалось надежды, что правительство сохранится в прежнем составе. Вечером накануне торжественного открытия внезапно последовало официальное объявление, что премьер-министр и члены кабинета не станут произносить обычных речей, а после выступления Родзянко они должны будут покинуть низшую палату и отправиться на открытие Государственного совета (или высшей палаты). Две церемонии, которые обычно назначались с интервалом в несколько часов, на этот раз были назначены на три часа в Думе и на четыре в Государственном совете; а расстояние между Таврическим и Мариинским дворцами почти в полчаса езды. Хуже всего то, что послов пригласили на обе церемонии и в специальном послании премьер-министра их просили не пропустить второе заседание. Все понимали, что Штюрмер и компания знают, чего заслуживают, и опасаются получить по заслугам. Им не хватило мужества смело встретить нападки депутатов, так что они бежали, чтобы не отвечать за действия, которые были на их совести. Я так беспокоилась по поводу предстоящих событий, что решила совсем не идти.
Свободное копирование
