Летом 1901 года моему отцу удалось получить отпуск и отдохнуть от своих обязанностей на Филиппинах, мой брат тоже должен был получить отпуск в Уэст-Пойнте, и они вместе с мамой предприняли длительное путешествие, чтобы приехать ко мне в Россию. Я оставила юного Майка с бабушкой с отцовской стороны, а сама вместе с деверем Гаем и горничной покинула Буромку и отправилась на север, чтобы встретиться со своими родными. Это была очень радостная встреча. В целом мы провели в Петербурге дней десять, осматривая вместе достопримечательности.
Со времени моей свадьбы у меня не было ни времени, ни случая предпринять нечто подобное, и мне показалось, будто я вернулась во времена детства, когда мы бродили по дворцам, музеям и галереям, заполненным изумительными сокровищами, подаренными Романовым их вассалами или же выбранными со вкусом и купленными ими самими при благоприятном стечении обстоятельств. Мы посетили Царское Село, Петергоф и Гатчину и проехались по окрестностям.
Отец не бывал в России со времен юности, и он находил здесь много интересного помимо осмотра достопримечательностей. В политике, в деревне, в столице и в образе жизни произошли значительные перемены — движение вперед. Ему казалось, что правительство имеет большие возможности для реформ, но сам он любил патриархальную жизнь.
Из Петербурга в Буромку мы отправились через Москву и Киев, где я никогда не бывала прежде и где мне очень понравилось, особенно в таком дорогом мне обществе.
Было забавно продемонстрировать моим родственникам жизнь большого сельскохозяйственного района России с колышущимися полями пшеницы, несметным количеством рабочих и всеми теми механизмами, которые они использовали. Их очень удивило то, что мы находились так далеко от железной дороги и нам приходилось надеяться только на себя, однако нам удавалось так все организовать, что мы могли обеспечить себя всем необходимым и жить с удобствами, даже с роскошью. Огромные размеры дома и поместья, большое количество прислуги и рабочих рук, красота парка и озера, холмистая земля и леса, богатство почвы и урожая, размеры наших стад и разнообразие производимой продукции произвели ошеломляющее впечатление на их американский склад ума, с привычкой звонить по телефону и покупать готовые вещи. То, что мы сами делали кирпичи, рубили лес, ковали железо, имели собственных паяльщиков и врачей для людей и животных, сами производили продукты, изготовляли холст и кухонную глиняную посуду, сами обшивали дом панелями, настилали полы, делали резьбу, а то немногое, что приобреталось со стороны, как, например, книги, пианино, макароны, рис, чай или какие-либо иные предметы роскоши, которые можно было есть или носить, приходилось тащить на телегах за семьдесят две версты в подходящее время года, — все это им было трудно понять. То, что телеграмма проходила пятьдесят миль в кармане всадника, а другая корреспонденция и газеты покрывали то же расстояния три-четыре раза в неделю, казалось им неправдоподобным. Эти примитивные обычаи выглядели особенно странно по сравнению с превосходной кухней, ручной стиркой, модными нарядами присутствующих за обедом гостей, восхитительными произведениями искусства, семейными портретами, великолепной библиотекой в 20 тысяч томов редких изданий и коллекциями камей, драгоценностей, гравюр, бронзы, старого серебра и фарфора; не говоря уже о сокровищах, хранившихся в погребах. Там даже были вина начала XIX века.
Моя мать предпочитала проводить время дома с ребенком, но мужчинам нравилось жить вне дома, чем они доставляли радость моему мужу и деверю, возившим их по всему имению. Размеры поместья их просто гипнотизировали, а когда они узнали, что половину земель забрали у нас и отдали крестьянам после освобождения их от крепостного права, у них просто дух захватило от изумления. Моему отцу понравились старые слуги и их колоритные манеры, и он нашел способы передавать свои добрые чувства к ним, и годы спустя эти милые создания вспоминали приезд «американского генерала» и его поступки. Мою маму они видели и прежде, и впоследствии, но единственный приезд отца глубоко запал в их простые души.