Чернигов

Из Барнаула они [родители: Израиль и Мина] поехали жить в Чернигов. Почему в Чернигов, я не знаю. Думаю, что это было связано с работой папы (насколько я помню, папа в эти годы работал коммерческим директором небольшой пуговичной фабрики). Папа не имел хорошего систематического образования (кажется, он закончил всего лишь неполную среднюю школу), но, тем не менее, он был очень образованным человеком. Он всю жизнь постоянно много читал, причем настоящую литературу: Толстого и Чехова, многотомную “Историю дипломатии” и современных писателей, Шолом-Алейхема и трехтомный сборник документов “Нюрнбергский процесс” и т. д. и т. п. Круг его интересов был необыкновенно широк. Папа очень интересовался искусством, особенно живописью. Не было для него ничего более интересного, чем еще и еще раз пойти в Русский музей или в Эрмитаж. Он хорошо знал русскую и западную живопись. Он и нам с Лорой привил любовь к искусству. Спасибо ему за это! Папа свободно владел ивритом и идишем. Знаю, что в конце 20-х годов он одно время работал переводчиком с этих языков. Папа почти до конца своих дней читал на иврите и идише. После выхода на пенсию, когда у него появилось больше свободного времени, он перечитал, по-моему, всего Шолом-Алейхема (конечно же, в подлиннике).

Миша и Лора (фото из семейного архива)

Так моей родиной стал областной украинский город Чернигов. В Чернигове же спустя два года и два месяца родилась моя единственная сестричка Лорочка. Мы прожили там не очень долго, видимо, до 1938 или 1939 года. К этому времени родители мамы и ее брат и сестры уже вернулись в Ленинград. Естественным было обоюдное желание жить если не вместе, то рядом. Я был у бабушки Аси и дедушки Самуила первым внуком, а Лора — первой внучкой. Бабушка и дедушка хотели видеть внуков около себя. Но так получилось, что к этому времени в стране уже вовсю действовали законы относительно прописки, не позволявшие человеку жить там, где ему хочется. Поэтому маму и папу в Ленинград не пускали. Никакие хлопоты не помогали, поэтому после отказов на всех уровнях, когда были исчерпаны все возможности, было решено обратиться к “богу на земле” – к самому Иосифу Виссарионовичу Сталину! Сам Сталин, конечно, письмо не читал, но какой-то из его помощников дал этому письму, как тогда говорили, “ход”, написав адресованную городским властям резолюцию вроде “Рассмотреть по существу”. Этого оказалось достаточно, ведь письмо было из канцелярии “самого”. Так мы оказались в Ленинграде. Период жизни в Чернигове я почти не помню. Осталось лишь какое-то смутное зрительное впечатление от дома, в котором мы жили. Это и неудивительно, ведь было мне к моменту переезда в Ленинград всего три или четыре года. Тем не менее кое-что о жизни в Чернигове в моей памяти осталось, но не непосредственно, а из того, что позднее, когда я уже учился в школе и еще позднее я узнал из рассказов мамы и папы. Конечно, вспоминали и рассказывали, причем по многу раз, одни и те же забавные истории, которые запомнились из жизни в Чернигове. Одна из этих историй связана с тем, что я, как и все дети, был несколько капризен в еде. Я не хотел есть дома самые вкусные блюда, которые мама старалась приготовить, зато в гостях у соседки – бабушки Калиты (я не знаю, почему ее так называли) – я был готов есть все, хоть черствую корочку хлеба. Родители это быстро разнюхали и нашли способ впихнуть в меня что-нибудь более вкусное и полезное — мама стала потихоньку относить бабушке Калите всякие домашние вкусности, и я их лихо уписывал там. Еще одна черниговская история, которая, хотя и не связана непосредственно со мной, но могла полностью перевернуть мою жизнь. Это история о том, как чуть было не утонула мама. Чернигов стоит на довольно большой реке Десне, притоке Днепра. Историю эту я тоже знаю и запомнил по многократным пересказам папы и мамы. Десна отличается тем, что в ней имеются воронки, то есть такие места, где вихревое движение воды затягивает плывущего. Выбраться из воронки может лишь умелый пловец и к тому же смелый и не теряющий присутствия духа в трудный момент. В выходной день мама и папа (конечно же, со мной) были со знакомыми на пляже. Их знакомый был очень хороший пловец. Хотя мама всегда плавала очень средне, он ее подбодрил, пообещав, что будет следить за ней с берега. Но, как это бывает, отвлекся ненадолго, а много ли надо… Мама попала в воронку, ее стало туда затягивать, она не знала, как надо себя вести в подобной ситуации[1], мама стала захлебываться и потеряла сознание. Тут с берега кто-то заметил неладное и стал звать на помощь. В этой ситуации знакомый проявил мужество и незаурядное умение: он быстро доплыл до воронки, нырнул, ухватил маму за волосы и вытянул на свет божий. Когда он доставил маму на берег и ее откачали (пришлось даже делать искусственное дыхание), то она долго ничего не понимала, почему-то бродила по берегу и искала меня, хотя я был рядом. Так благополучно закончилась эта история. Но после этого мама всю жизнь боялась воды, она плавала, но недалеко от берега, и всегда боялась за нас с Лорой, когда мы отплывали далеко.

[1] В подобной ситуации нельзя “бороться со стихией”, а надо просто набрать побольше воздуха в легкие и “поддаться” – тебя затянет в воронку на глубину и потом отбросит из бешено вертящегося потока в сторону, вот тогда-то и надо выплывать сначала в сторону, а потом вверх.