Дневник Надсона - 129

Понедельник, 7 мая 1878 года

Долго ли будет продолжаться моя упорная безнадежная борьба за любовь Тали (не могу удержаться, чтоб ее так не называть), долго ли эта буря в стакане воды будет волновать и тревожить меня, то повергая в бездну отчаяния, то вознося на седьмое небо? Этот отпуск без конца полон опять той же смесью радостных и горестных событий, которые так часто врываются в колею моей жизни. Начну по порядку.

В субботу пришел домой и уселся читать тургеневскую "Первую любовь", чуть ли не в двадцатый раз. Но читал я больше между строчками в своих воспоминаниях, и нельзя сказать, чтоб они представляли что-нибудь особенно радостное, но между тем я упивался ими с каким-то странным, мучительно-жгучим удовольствием.

Считаю необходимым сделать маленькую оговорку: Софья Степановна просила давать ей все мои дневники. Я обещал и в то же время дал себе обещание писать так же откровенно обо всем, как писал до моего обещания (Господи, сколько обещаний!).

В три часа нас распустили (раньше обыкновенного). Отправился я к Вагнеру, причем запасся деньгами, чтоб купить последний выпуск "Света". Хотя Софья Степановна обещала мне прислать его, мне не терпелось, и я решился идти сам за ним, захватив помещенное выше стихотворенье.

Признаться, сердце таки у меня постукивало, когда я дрожащими от волнения руками дернул за медную ручку звонка и стал ждать. Вскоре за дверью зачастили чьи-то мелкие шаги, и мне отперла дверь какая-то молодая девочка, вероятно, горничная Вагнера.

- Могу я видеть господина профессора? - спросил я.

- Кого-с?

- Господина редактора.

- Редактора-с!.. - с видимым недоумением произнесла она. - Вам, может, Николая Петровича нужно-с... Они дома, и Екатерина Александровна (или Сергеевна, не помню) также дома-с.

- Нет, мне лично господина Вагнера надо. Доложите ему.

Я услыхал, как быстро своими мелкими шажками пробежала девочка какую-то большую комнату, должно быть, залу, и произнесла: "Вас там какой-то кадет спрашивает".

Я невольно улыбнулся.

Через несколько секунд опять раздался ее скорый аллюр, и она сказала мне:

- Пожалуйте-с в кабинет!

Делать нечего, пришлось идти в кабинет, на пороге которого встретил меня Вагнер, сухо поклонившись издали, очевидно, досадуя, что его оторвали от работы, произнес:

- Что вам угодно-с?

Я несколько смутился и объявил ему, что хотел бы иметь последний выпуск "Света".

- Катя, дай ему там четвертый номер, - произнес Вагнер.

Жена его принесла мне номер.

- Что это стоит? - спросил я и почувствовал, что краснею до ушей.

- Да ведь в розничной продаже нельзя, кажется, продавать, - возразила она. - А? Нельзя?

- Нельзя! - ответил Вагнер.

- Да как же ты сказал тогда, чтоб я дала номер?

- Да я думал, что так хотят взять! - равнодушно пробормотал он.

Я закусил губы. "Добряк, должно быть", - мелькнуло у меня в голове. Жена же его ничего. Она, наверно, привыкла уже к подобным выходкам "Кота Мурлыки".

- Так как же?.. - начала она.

- Очень жаль, - перебил я, - здесь помещено мое стихотворение. - И я начал откланиваться было, как вдруг Вагнер быстро подошел ко мне.

- Вы Надсон? - спросил он.

- Да, - с поклоном ответил я.

- Здравствуйте, здравствуйте, - и он протянул мне руку, которую я не преминул пожать с уважением; сознавая, что жму ту руку, которой были написаны сказки "Кота Мурлыки".

- Что же, вы желаете получить гонорар? - спросил Вагнер.

Я, разумеется, отказался.

- Так вы возьмите хоть все номера "Света"", Катя, дай ему, пожалуйста, первый, второй и четвертый.

- А третий? - спросила жена.

- Ну и третий, конечно, - совершенно хладнокровно ответил Вагнер.

Я опять закусил губу. Он сказал мне еще несколько одобряющих слов, я передал ему свое новое стихотворение и исчез. Да, еще в передней долго возился с шинелью, крючка которой долго не мог застегнуть.

Вышел я из редакции в полном восторге. Опять заговорило воображение, опять где-то в дали, в чудной, светлой, золотой дали поднялся волшебный призрак Славы. Я крепко прижал к губам номера "Света", заработанные мною и поэтому дорогие номера, и, быстро шагая по панели, принялся вслушиваться в тот отрадный внутренний голос, который повторял мне фразу Вагнера при отдаче нового моего стихотворения: "Если оно будет так же хорошо, как предыдущее, я непременно помещу его!"

Остальная часть субботы прошла в работе; написал два сочинения, выучил два билета по геометрии и улегся спать около двух часов, с мечтою повидать на другой день Талю, наговориться с ней и насмотреться на ее милую, дорогую фигуру. Я не думал тогда, как дорого достанутся мне оба эти удовольствия, но об этом после!