8 февраля 1878 года. Среда
Что за чудный день сегодня! Уже несколько времени стоит оттепель, а теперь к ней примешалось еще ясное, бледно-голубое по краям и синее в вышине небо и яркое солнышко.
Теперь перемена, сейчас погонят нас, как баранов, к чаю. В ожидании пользуюсь удобной минутой, чтоб побеседовать с дневником. Вальберг просил дать ему что-нибудь из моих произведений. Я несколько пополнил своего "Иоанна Грозного" и отдал ему. "В субботу за чаем прочту, - сказал он, - у нас будут гости".
- И Зыбина? - спросил я.
- И Зыбина, - ответил он. Зыбина его пассия. Господи, что за скверность такая быть разочарованным в пятнадцать лет. Для других теперь пора светлых надежд и мечтаний, а меня ничто не манит, ничто не интересует, а между тем умирать не хочется, отчего - и сам не знаю.
Ужасно хочется нагрубить кому-нибудь, подраться, поспорить, сломать что-нибудь - и все оттого, что никто не хочет откликнуться на тот горячий призыв любви, который шлет моя душа.
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви!
Что ни говорите, а лучше Лермонтова нет у нас поэта на Руси. Впрочем, я, может быть, думаю и говорю так оттого, что сам сочувствую ему всей душой, что сам переживаю то, что он пережил и великими стихами передал в своих творениях. Не так бы я думал, если б Наташа любила меня!
И за что Васе такое счастье? Ведь он не любит ее, хотя старается уверить в этом и меня и себя: просто его самолюбию льстит внимание хорошенькой и умненькой девочки.
И никто не знает, что у меня на сердце! Да если бы и знали, никто бы не понял любви пятнадцатилетнего мальчика.
Одинокий, потерянный,
Я, как в пустыне, брожу, -
сказал Некрасов. Я так же брожу одинокий, потерянный в толпе товарищей. Чем я могу сблизиться с ними, в чем сочувствовать? Идеал каждого - гусарский мундир, шпоры, водка да опера-буфф, я же чужд их бурбонского фарса, мне противно все, что составляет предмет их мечтаний. Есть, правда, между ними и исключения, но это или глупцы, которых кроме сна и еды ничего не интересует, или сухие эгоисты и атеисты. Все они, конечно, за исключением последних, может быть, в сущности и славные люди, т.е. "добрые малые", да все это общество так пусто, так далеко отклонилось от нравственного идеала человека, что не стоит труда переламывать себя, чтоб с ними сойтись. Да,
Одинокий, потерянный,
Я, как в пустыне, брожу,
отыскивая днем с фонарем человека, клича клич и не получая отзыва. Неужели же никто не отзовется на этот отчаянный вопль больной души?
Свободное копирование
