6 февраля 1878 года. Понедельник
Хотел в субботу писать, да не было времени, впрочем, и не стоило: ничего особенного не произошло, запишу лучше отпускные происшествия, Впрочем, теперь некогда. Докучаев разбирает "Старосветских помещиков", а я большой поклонник Гоголя. Потом запишу.
Вторые вечерние занятия. Только что кончил заниматься с Мишей и спешу занести мои последние впечатления.
Первое и главное это то, что я принужден был сознаться самому себе, что я влюблен, и как! Я готов все отдать за одно слово, за один взгляд Наташи. Боже мой, я сознаю, что все это глупо, пошло, но что же мне делать? Я знаю одно: я ни разу до этих пор влюблен не был. И все те фразы о любви, которыми пересыпан весь мой дневник - фальшь. Я сам ошибался: я принимал за любовь желание любви, поклонение тому неопределенному, но прекрасному идеалу, который нарисовало мне воображение и чувство. Я отказываюсь от своего прошлого, я весь отдаюсь теперь новому, светлому чувству моей первой любви, всей душой переношусь в заманчивый мир страданий и наслаждения, счастья, упоения, надежды, мечты и ревности.
Что я нашел особенно хорошего в Наташе - не знаю, я не хочу об этом думать, я знаю одно, что всю жизнь свою я готов отдать за нее, и мне довольно этого сознания. Мне дорого все, что хоть самым отдаленным образом касается ее, мне дорого все, на что обращает она свое внимание, и в награду за всю бесконечность, всю глубину моей любви я получил глупый титул друга и удостоился быть свидетелем, как отдавали Васе свое прекрасное сердце. Огромное вознаграждение!
Боже мой, неужели она не может понять, что мне надоели все комедии и переброски фразами и двусмысленными словами, которые тешат ее, как тешат маленького ребенка оловянным солдатиком. Да и не ребенок ли она в самом деле, как и я, гоняющийся за любовью и идеалами? Что ж, может быть! Если б она знала, как я люблю ее, если б она могла проникнуть в тот огонь, который скрывается в этих строчках, она, быть может, перестала бы неосторожно шутить чувством, обнадеживать меня взглядами и пожатиями руки. Нет, она просто бы посмеялась надо мною и была бы права: разве не смешон урод нравственный и физический, влюбленный в красавицу? Смейтесь все над ним, добрые люди, указывайте на него пальцами, но он, наряженный в свой шутовской кафтан, не опустит взгляда пред вашими взглядами и гордо подымет свою бесталанную голову, усмехнувшись презрительной улыбкой в ответ на ваши насмешки.
Боже мой, что делать? Как вырваться из этого водоворота, как выздороветь от горячки первой, не увенчанной счастьем страсти?
Свободное копирование
