27 октября 1876 года. Среда
Вторые занятия. Сегодня хоронили Орфенова; я просил у директора позволения не быть на похоронах, он разрешил.
На втором уроке у меня была отчаянная борьба с Аксеновым. Является в класс Ковальский (учитель физики) и объявляет, что Аксенову 10. Тот торжествует, мне же досадно в высшей степени. Быть четвертым только потому, что фамилия Аксенова выше по алфавиту, - ужасно досадно. Я к Ковальскому пристал, чтоб он меня спросил, Аксенов тоже, но, по флегматичности своего характера, ему надоело стоять у кафедры и просить Ковальского. Мне же, вероятно, "за долгое терпенье в награжденье", как говаривал граф Суворов, тот прибавил балл и вместо девяти поставил десять. Теперь настала моя пора радоваться, Аксенов остался с длинным носом, что, впрочем, нисколько не разорвало наших приятельских отношений.
После обеда Лихонин приносил мне проект занавеси, которую взялся нарисовать масляными красками на холсте один воспитанник шестого класса - Стрельбицкий. Предполагается на холсте написать пурпурную полуопущенную занавесь, из-под которой снизу проглядывает море с восходящим солнцем и деревушкой на отлогом берегу.
Что-то больно много они затевают, едва ли выйдет что-нибудь путное.
Насчет дверей и окон надо просить дядю Анатолия, чтобы он их нарисовал на папке. Роль свою я знаю всю. Собственно говоря, и знать-то нечего - надо только запомнить несколько характеристичных фраз и содержание пьески, остальные фразы просты.
Но игра очень трудна и, вдобавок, неблагодарна! Роль не главная в пьеске, а следовательно, никогда не скажут, что сыграна хорошо, а так себе, порядочно.