29 мая 1880. Четверг.
Вознесенье. В Троицко–Сергиевой Лавре
Спал дурно: пуховики были, и вечером чаю напился. Утро прекрасное. Когда зазвонили, с наслаждением купался в волнах звуков дивного лаврского Царя–Колокола в четыре тысячи пудов. Звуки чистые, густые, заставляющие воздух дрожать. — До службы, с семи часов осмотрел литографию, где был десять лет назад. Всех произведений ее по экземпляру предложили в подарок. — В помещение фотографии; предложили и здесь по экземпляру; хорошо, если пришлют. И самого сняли здесь. — К обедне. После службы с час благословлял богомольцев. Обед, на котором был и ректор Академии протоиерей Сергей Константинович Смирнов, простой и дельный человек. Наместник взял меня в карету и повез осматривать Вифанию; в Церкви Платона — семинаристы, в Соборе — все по–старому, в Крестовой Церкви Платона — иконостас из занавеси, в комнатах — Леонид, кричащий. К счастию, отсюда уехал; а я спокойно осмотрел Семинарию с инспектором–архимандритом. — В классе, в жилых комнатах, где и койки же, — везде пыль и бедность; по полу от выбитых сучьев ходить трудно. Бедность поразительная. В библиотеке видел кипы царских писем к Платону, между прочим — письмо Павла с угрозами, что Платон не хочет ордена. — Семинаристы очень понравились: бодры, здоровы, лица осмысленные, благовоспитанные, одетые весьма порядочно. Приглашал в Японию, когда кончат курс в Академии. — В Скит. С трезвоном встречать и провожать везде велел наместник, — надоели. — Осмотрел Церкви — внизу и вверху, где все деревянное, но драгоценное, — столовую, где пил квас весьма хороший; показывал все о. Антоний — игумен. Потом смотрел древнюю Церковь и комнаты Высокопреосвященного Филарета. Простота во всем поразительная. В домик Наместника против пчельника. О. Антоний принес подарок Скита — резные вещи. Малина и клубника — угощение; чай и мед. Съездили отсюда к пещерам; осмотрели пещеры; поклонился чудотворной иконе Черниговской Божией Матери и купил за шесть рублей иконку ее. Пономарь подарил свое произведение — живущий в пещере. В Киновии видел трех братьев — основателей ее, с отцом, — ныне умерших; кладбище лаврских иноков у озера. — Вернувшись в скит, с о. Леонидом съездили в Пустыньку, — верст пять отсюда — в лесу. Женщины здесь, как и в Скиту, не бывают. Но на пещерах и в Киновии бывают; на пещерах — выстроены гостиницы. — Непочтительная дама в белом. — В Пустыньку и оттуда ехали шагом; о. Леонид страшно надоел болтовней о своих заслугах и бранью всего нынешнего, в котором забывает себя одного. — Тишина в Пустыньке привлекательная. Едва упросил не звонить. Красоты и великолепия всех храмов здесь и в Москве не опишешь и не упомнишь. — Вернувшись в Лавру, у себя виделся с магистром Соколовым — земляком, принесшим свое магистерское сочинение — о протестантах, — с о. Иосифом, которого звал в Японию учить певчих, и согласился. — К о. Наместнику ужинать. — Страшное явление неприличного гнева его, лишь только — о певчих. «Не позволю взять никого! Митрополиту пожалуюсь! Не подговаривайте!» Горькие чувства и мысли испытал я — не за о. Иосифа, которого, возможно, я и не взял бы, а за о. Леонида. Что за феномен! Поужинали мирно, но мне вспомнилось… Вот она дружба–то! И христианское участие тоже! Как до дела — и не выслушивают, сейчас в бороду готовы вцепиться. Впрочем, не из духовных, а из военных, — шпицрутенное и благочестие. Приятнейший из дней крайне испорчен был под конец. В первый раз в жизни наткнулся на такое непонимание интересов Церкви в лице видном.
Свободное копирование
