Люди, с которыми я познакомилась весной 1910 года в Москве, принадлежали к кругу, находившемуся под влиянием идей Владимира Соловьева. Сам он умер десять лет назад, но дух его был жив в различных кругах Москвы. Среди этих моих новых друзей были сильны апокалиптические настроения и искание нового Откровения, духовного знания, конкретного эзотерического христианского пути. Интересно, что у некоторых из них мистика Соловьева сочеталась с гетеанизмом. Естествознание, по их мнению, должно было стать христианской наукой, а духовноведение — приобрести точность природоведения. Большинство людей этого круга было разносторонне образованными учеными. Вскоре большая часть из них пришла к антропософии и образовался круг, к которому принадлежали также друзья моей ранней юности; с ними мы когда-то на лыжных прогулках горячо спорили, обсуждая духовные проблемы. Лично для меня этот круг стал как бы родиной на родине, так как появилась возможность настоящего духовного общения. И если, живя в Германии, я продолжала узнавать духовноведческие истины, я узнавала их не только для себя, но могла через письма, записи лекций и книги передавать их друзьям. Также и в личных беседах с Рудольфом Штейнером я нередко выступала посредником между ним и теми или иными лицами в Москве.
Один знакомый, который тогда еще не признавал антропософии, написал мне, что он верит, что "Дева Радужных Ворот" — образ Соловьева, символ России — охранит себя от всего ей чужого — он подразумевал антропософию. Я перевела Штейнеру это письмо. Он, смотря прямо перед собой, — никогда не забуду потрясающей серьезности этого взгляда и звука его голоса, — сказал: "Да охранит эта Дева Россию от того ужасного, что на нее надвигается, ибо над Россией скапливается ужасное". Это было в конце 1911 года.