В гостинице меня ждала телеграмма: "Приедете ли Вы? Вячеслав". И одновременно — по случайному совпадению — денежный перевод от Нюши. Все планы полетели за борт.
В ночном поезде из Касселя в Берлин я снова встретила Штейнера и Марию Яковлевну. Они пригласили меня провести день до отхода поезда в Россию у них на Мотцштрассе. Из Парижа я везла революционную литературу; я еще не читала ее, но теперь решила использовать для этого день в Берлине, так как, разумеется, я не могла провезти такие книги через границу. Там были последние письма казненных террористов, в том числе Каляева — убийцы великого Князя Сергея. Среди книг был портрет известного провокатора и террориста Азефа. За ужином Рудольф Штейнер с большим интересом его рассматривал и даже попросил разрешения оставить его себе. "Как понимаете Вы этого человека?" — спросил он. "Я не могу его понять, — сказала я, — он для всех загадка. Революционеры обожали его за бесстрашие. Он с величайшим искусством подготовлял покушения и выдавал затем заговорщиков полиции. Когда же его товарищи были повешены — он плакал. А в других случаях он давал покушению совершиться. Очень долго никто и не подозревал о его двойной роли". — "Посмотрите на это лицо, на этот лоб, — сказал Штейнер, — он не способен мыслить. Посмотрите на нижнюю часть лица: она показывает непреодолимую, бычью силу действия — без участия собственной воли. Он должен наперекор всем препятствиям выполнить действие, которое хочет другой. Поэтому он и является людям таким бесстрашным. Но он только выполнял то, чего хотела полиция, или то, чего хотели революционеры; и он был искренен, когда плакал об их гибели". Немного спустя Рудольф Штейнер спросил меня через стол: "Могли бы Вы любить человека, за которым стоит чужая воля? Всем он казался бы сильным, но за ним всегда стоял бы кто-то другой?" В испуге я пролепетала: "Да, я думаю, что могла бы". Что он хотел этим сказать? Кого подразумевал?
"Только бы Вам вернуться в добром здоровьи!" — сказал он мне, прощаясь.
Свободное копирование
