«Молодость моя, Белоруссия, песни партизан, сосны да туман».
Слова этой задушевной песни, как это ни парадоксально, можно интерпретировать и в несколько другом ключе. Но начнем все по-порядку.
После окончания четвертого курса наша студенческая группа вместе с другими выехала в г. Пинск в Белоруссии, на двухмесячные военные сборы. Какие мы были тогда молодыми! Вот соответствие первой части строфы заголовка.
За это время отцы-командиры, по-видимому, решили по возможности дать нам понюхать пороху как можно больше, задача максимум – как за год обязательной для выпускника ВУЗа службы после окончания института.
Разбили нас на отделения и взводы – я попал в самое тяжелое для несения службы подразделение – первое отделение первого взвода, ибо когда требовался рабсила для каких-то «привлекательных» для курсантов внеочередных работ, подошедший офицер, не долго думая, командовал: - « Первое отделение первого взвода…». И начинались наши мытарства.
Привезли нас за город, на территорию ОДОРСБ, что означает отдельный дорожно - строительный батальон.
Белоруссия – страна довольно близкая к Атлантике, поэтому основной фон погоды там летом – это переменная облачность, часто переходящая в небольшие вкрадчивые моросящие дожди, ТУМАНЫ. Вещи мы оставили в клубе, нас сводили в баню и тут же переодели в солдатскую беушную форму – и вперед, строить себе палатки. Для чего надо было сначала раскорчевывать и удалить небольшой сосновый лесок – это расшифровка последних слов заголовка.
В отличии от постоянного состава части, таких курсантов, прибывших на переподготовку или студенческие военные сборы назывались партизанами. Это последняя интерпретация заголовка.
Правда, отличия у названных групп была – партизаны первого, так сказать, рода, в основном, отлеживались в казармах, свою действительную службу они уже отслужили, и жизнь у них проистекала в облегченном варианте. Они не ходили в наряды, а ходили и увольнения, и в самоволки, на последнее начальство глядело сквозь пальцы.
Нам же увольнения не полагались, ибо, как нам объяснило командование, не было парадной формы у нас, без чего мы могли своим затрапезным видом травмировать любящих свою армия белорусов. А они действительно очень хорошо относились к военным, ведь каждый десятый белорус погиб во время войны. Правда, еженедельно нас водили в баню через весь город с песней.
Баня располагалась в черте города, в морской школе. В годы войны существовала боевая Пинская речная флотилия, затем то ли речная сеть обмелела, то ли стратегические планы командования изменились, но флотилию ликвидировали, а вот школа младших морских специалистов сохранилась, как анахронизм. Даже командовал гарнизоном флотский офицер, а местная гауптвахта славилась свирепыми морскими порядками. Я еще коснусь далее этого деликатного предмета.
Возвращаясь к началу повествования об эпопеи лагерных сборов, продолжу историю строительства нашего жилья. Мы его строили по полному разряду – бревна спиленного сосняка на плечах носили на батальонную лесопилку, после распиловки таким же макаром несли их на место будущего лагеря, пилили их для устройства основания палатки и общих нар. Естественно, за те несколько часов светлого времени, которое нам оставалось, закончить строительство мы, конечно, не смогли. И хотя рядом был свободен большой солдатский клуб, на ночь нас туда не определили, и под моросящим все время мелким дождем мы, как есть, в промокшей одежде, залезли под мокрый брезент палатки и как могли расположились на влажных матрасах. Спали после тяжелого трудового дня, как убитые.
Наутро работы возобновились при той же гнилой погоде. Вторую ночь мы уже спали в полностью готовых пятиместных палатках вдесятером. Принарных тумбочек и платяных шкафов не предполагалось, поэтому вся одежда укладывалась либо под подушку, либо вешалась на центральный шест палатки. Личные вещи хранились в тощем вещмешке.
И началась повседневная рутинная жизнь. «Первая рота, подъем, сорок пять секунд! Форма одежды №6(?) – голый торс !» - утренний радостный клик дежурного по роте. Вскакиваешь очумело с полатей, судорожно одеваешь свою или чужую майку, за что получаешь благодарность в устной или физической форме. Наматываешь портянки, которые ты с вечера заботливо обмотал специальным способом вокруг голенища сапога, чтобы те высохли. Суешь ноги в сапоги и, схватив в руки полотенце («свое, что ли?» и другие аксессуары для утреннего туалета, бегом к простейшему умывальнику.
Потом отрываешь от куска белой бязи полоску и пришиваешь ее, как можешь, к воротничку гимнастерки. Новый зычный крик: - «Первая рота, на утреннюю поверку… становись!». Быстро одеваешься, чистишь сапоги и мчишься на утреннюю линейку, посыпанную желтым песком.
Да забыл еще одно отправление, которое мы совершали по утрам.
Общеизвестно, что в щекотливой ситуации дворяне переходили на французский язык и прямо не употребляли «я пошёл в туалет», а говорили «je dois sortir» (мне надо выйти). Соответственно от глагола sortir пошёл своего рода эвфемизм со скрытым значением туалет. Теперь же это просторечное слово стало грубее, однако при этом не перестаёт использоваться многими в повседневной жизни. Мы это самое заведение с просторечным французским названием выкопали в первый же день, метрах в шестидесяти от лагеря, в густом сосняке. Оно было простейшего типа – яма в песчаном грунте (хорошо было копать!) и двумя рядами отверстий.
Никаких тебе навесов, стен, чтобы воин не мог предаваться всяким отвлеченным вредоносным мыслям и занимать полезную площадь, а быстро сделав свое дело мчался на другое.
И вот мы рядом с уже поднятыми вверх нами палатками выстраиваемся в две шеренги – ну все, как в настоящей армии, собственно, мы и были в ней. Командир отделения Гнутов придирчиво обходит строй, проверяя и белизну подворотничков, и степень начищенности пряжки ремня и сапог.
На всю жизнь запомнился афоризм курсанта нашего отделения Юры Парушкина, тощего, долговязого и невозмутимого, который на замечание, что мол подворотничок не свежий, вежливо ответил: - "Товарищ сержант, просто белизна подворотничка глаз не режет!" Это высказывание стало дежурным ответом на подобные замечания у всех.
Потом проводились оздоровительные Morning exercises и традиционный круг почета по батальонному стадиону, который мы часто игнорировали при возможности...
Любопытно, как в армии сразу может измениться самоидентификация человека. Нам в маленькие начальники – командиров отделений, зам. ком. взводов - поставили наших же товарищей, студентов, уже прошедших действительную службу. И интересно, а порой и не очень, было наблюдать, как из некоторых, часто далеко не блещущих знаниями студентов, который не пользовался большим авторитетом в коллективе, вдруг вылезает, извините, мурло, гоняющее нас и издевающееся над своими же товарищами.
Одного из самых ярких представителей «новой элиты», Мишу К. мы даже хотели побить после лагерей. «Почему после?» – спросите Вы. А если мы побили бы его во время лагерных сборов и он на какого-то указал, то последнему грозила минимум двухнедельная гауптвахта. После чего он не допускался к экзаменам по военному делу и автоматически исключался из института.
День быстро проходил в занятиях по разным предметам военного дела, стрельбах, маневрах, нарядах, строевых смотрах. Скоро мы приняли присягу и стали юридически рядовыми СА.
Венцом нашего пребывания должна была сдача быть экзаменов на офицерское звание лейтенанта. Что в конце концов и произошло. Да ну её, эту рутину.
За эти два месяца лагерей мы слегка одичали. Странно было смотреть, идя строем в баню по воскресениям, на обычную жизнь, особенно на лиц женского пола. Служба в армии не подконтрольно подавляет в тебе естественные природные свойства – чувство свободы и любви.
Естественной реакцией на это стало поголовное занятие эпистолярным творчеством – в каждую свободную минуту мы писали десятки писем, писали родителям, друзьям, любимым, родственникам, к котором неожиданно воспылали нежной любовью. Так мы пытались защитить в себе человека.
Мы и голодали – непривычная для многих «пища наша, щи да каша» в начале вызывала у некоторых, избалованных домашней пищей, даже чувство брезгливости. Да и желудок, поначалу, у них с трудом справлялся с «кирзой», любимой кашей нашего командования – из перловой или ячневой крупы. Но тяжелые физические нагрузки быстро расставили все по местам.
Служба всегда строится так, чтобы у солдата не было возможности задумываться, а отдохнуть, даже в «личное» время часто находились внеплановые работы, особенно для первого взвода первой роты. И через недельку уже весь контингент мгновенно проглатывал вещь пищевой рацион, многие просили добавки, забыв, что они не в санатории, другие брали с собой куски хлеба, если была такая возможность, в промежутках между приемами пищи хотелось есть, а другой пищи, которой можно было воспользоваться не было. Был, правда, буфет, но туда всегда была очередь, а времени свободного днем не было.
Свободное копирование
