Увлечение книгами и масса свободного времени, появившееся после операции, привело меня в школьную библиотеку с предложением помогать поддерживать в порядке книги: заполнять формуляры, заниматься «ремонтом» книг – подклеивать выпадающие листочки, обложки. Конечно, тут и личная "выгода" имелась: все новые поступления прочитывались мною в первую очередь. Это было и собрание сочинений Майн Рида, и А.Беляев, и фантастика, поступающая к нам в школу, и "взрослые" книги.
Я, признаться, побаивалась маминой реакции, узнай она, что книжки «про любовь» уже меня занимают. В её детстве с одной из старших сестрой случилась обычная, в общем-то, история – «принесла в подоле», и моя бабушка тогда чуть не погибла – сделала попытку повеситься от такого позора, да спасли. Маму мою это так напугало, что своих дочерей она держала даже в не ежовых рукавицах, а в тисках. . И слово «любовь» она слышать не могла. "Какая еще любовь? Что за любовь? Ты же школьница! Какие ты книги читаешь?" - кричала она, застукав меня с какой-то "взрослой" книгой. Приходилось изворачиваться, прятать такие книги подальше. Так, услышав по радио постановку по рассказу Горького "Макар Чудра" и разыскав эту книгу в продаже (тоненькую, из «Библиотеки «Огонька), я, пока читала ее, прятала в самые потаенные места, а потом подарила подружке. Знала бы Мама, что еще в 5-ом классе я обнаружила дома на шкафу "Декамерон" Бокаччо, взятый родителями у знакомых, и втихаря прочитала его от корки до корки. Но свою осведомленность в этих человеческих отношениях я скрывала от Мамы как могла.
(Мама настаивала, чтобы я больше занималась рукоделием, купила мне пяльцы, канву, нитки мулине. И я послушно вышивала крестиком дорожки, салфеточки, "думочки" (диванные подушки), пробовала шить одежду на себя. Рукоделие-то Мама поощряла, а вот чтение книг за занятие и полезное дело не признавала. Если в руках не учебник, а художественная книга, мама безапелляционно меня отрывала: «Подумаешь – она занята! Барыня какая. Читает она! Лучше бы полы помыла, матери помогла».
Вообще, это был Мамин пунктик, даже два – не вырастить из дочек лентяек и оградить их от раннего интереса к мужскому полу.
Труд Мамой признавался только физический. По её понятиям, даже если все дела переделаны, то необходимо найти себе занятие, но не умственное - это что за работа, если не были заняты руки?
Хорошо, что она весь будний день была у себя в конторе, и основную часть времени я все же могла собою распоряжаться).
Тем не менее, книги были основным подарком мне от родителей и друзей к Дням Рождения, Новому Году и окончанию учебного года. («Нина, что тебе подарить к именинам?» - «Мам, в Когизе одна книга продаётся (следовало её название), купи ее мне, больше ничего не надо»).
Уже со второго класса я начала носить очки, развивалась близорукость, и к окончанию школы линзы в очках уже были -5,5 диоптрий.
Предпочитала фантастику, приключения, исторические повести.
Тогда впервые после тридцатых годов вновь стали публиковать фантаста Александра Беляева: "Человек-амфибия", "Властелин мира", "Голова профессора Доуэля". В книжном магазине посёлка этих книг купить было невозможно. «Человек-амфибия», например, был принесен Мамой в послеоперационную палату. Подарила ей эту книгу специально для меня одна из жен руководства завода – Слуцкая, проникнувшись сочувствием к маминому горю.
Меня потянула к себе фантастика. Особенно понравилась вышедшая только что "Туманность Андромеды" И.Ефремова. Сначала она печаталась в «Пионерской правде», из номера в номер, а потом вышла книга, за которой я «охотилась» в библиотеке.
А в «Туманности Андромеды» мне так понравилось описанное общество, что долго потом, уже прилично повзрослевшей, я в своих воззрениях исходила из описанных в этой книге идей устройства общества. Особенно понравилась мысль, что дети не должны воспитываться в семьях, а чтобы освободить матерей и отцов для творческого и радостного труда, дети забирались государством во что-то вроде интернатов, и там, в здоровых и спортивных условиях, вырастали в полезных членов коммунистического общества.
Много чепухи тогда вдалбливалось нам в голову, и сколько было потеряно времени! Самое вредное, что в нас внедрялась мысль, что всему, что написано в книгах, надо было верить. А читали мы лишь то, что РАЗРЕШЕНО. И ни о каких «сам…» или «тамиздатах» слыхом не слыхали.
Помню долгое увлечение "Легендами и мифами Древней Греции" Куна. Я несколько раз перечитывала книгу, выбрала себе любимую богиню - Афину, но среди героев и богов-мужчин ни один мне не нравился полностью - вот что-то, а было в них не то.
А еще мне очень нравились книги о школе, а с возрастом и вообще о реальной жизни. (Это я так думала, что в них реальная жизнь). Ильина "Это моя школа", Эрлих "Люди молодые" - это были мои любимые. Помню, на уроке литературы Нина Александровна спрашивает класс: «Назовите свои любимые книги», я эти вот и перечисляю. НА: «Какая- какая?» Повторяю: «Эрлих, «Люди молодые». Та пожимает плечами. А содержание тех книг – про молодежь Москвы тех лет – читалось, как фантастика: настолько удивительно прекрасная жизнь там описывалась.
(Недавно сняла с книжной полки потрёпанный томик Ильиной «Это моя школа». Перечитала и снова спрятала в книжный шкаф – ни за что я не предложу прочесть её своим внукам.
Эту книгу мне родители подарили в 55-ом году, она тогда по возрасту как раз мне подходила. Сюжета в «Моей школе…» никакого нет – будни Кати Снегирёвой в школе и дома, но вот истоки нашего воспитания – очень интересно сейчас отслеживать.
Книга писалась в 50-53 годах, и в ней, конечно, ни слова о том, что подспудно происходило в стране: ни о репрессиях, ни о лагерях. Вот в такой атмосфере умалчивания мы росли: ничегошеньки не знали об изнанке «нашего счастливого детства». Только и слышали – «враги народа, враги народа». (Ну или вариант: «диверсанты, шпионы»…).
Все одноклассницы (персонажи книги – ученицы пятого класса Московской школы для девочек), как одна, активны и друг к другу предупредительны и заботливы. А если есть одна-две лгуньи или каверзы, то к концу учебного года становятся чуть ли самыми примерными.
Где дворовые хулиганы? Как уживаются в квартире три поколения без каких-либо столкновений?
В общем, всё очищено до блеска.
И примитивнейший язык!
И вот на такой детской литературе я и воспитывалась навыку письма. Или иначе тогда было не возможно писать?
Описывается в книге Москва сентябрьская – яблоки, сливы, арбузы. Коврижка. Лифт. Телефон. Мама тортик к празднику делает... Этого у нас и в помине в посёлке не было.
Два отрицательных персонажа - толстая Мура, завистливая Клава. Главная героиня книги Катя – вся положительная и правильная.
Вот Катей и я старалась быть. (Только у меня не было старшей сестры, бабушки, мамы-художницы и папы, проводящего время в дальних командировках на раскопках). А в остальном…
Книга эта стала для меня настольным руководством – как должна вести себя школьница и пионерка. Образцово-показательный материал.
И так ведь я себя и вела. И только искренность такого поведения, не показушность, наверное, спасала меня от всеобщего презрения тех, кто этих книг не читал и примеров поведения из них не черпал.
«Всем лучшим в себе я обязан книгам». Могу добавить: и худшим – тоже. (Имею в виду – собственное многолетнее нежелание видеть лживость внушаемых нам установок или объяснить их «происками врагов нашей Родины»).
Если подумать, то ничего плохого в «Моей школе…» нет – школа и родители воспитывают девочек быть честными, преданными дружбе, слушаться старших. Все старшие – прямо герои труда, детей понимают, подают хороший пример и т.д. В общем, те же библейские заповеди, только все не на Бога оглядываются, а на «коллектив» (класс, пионерский отряд). А уж учителя и вожатые – это почти святые. Меж девочек-пятиклассниц ещё могут быть «отступники, но чтобы был плохой родитель, учитель или вожатая!..
И ведь я воспитывалась на этих книгах. Сколько их перечитала! И находила подтверждение правоты выбранного поведения – добросовестно учиться, стремиться помогать дома (чего очень не любила!), слушаться родителей, быть хорошей пионеркой (позже – комсомолкой), любить Родину, быть полезной обществу. Что в этом было плохого?
И только став взрослой, постепенно поняла – основная масса людей руководствуется не вот этими установками, а желанием - как можно лучше устроиться в жизни…).
