Так; Академию кончил, стипендиатство кончил, книги забрал, с Осиповым простился, с Ленинградом тоже. Оказался в Рязани. Там я написал эту свою вещь, за которую потом меня тоже честили в антирелигиозной литературе не раз, по крайней мере, о книге Гальбиатти и Пьяцца “Трудные страницы Библии”. Еще что-то такое сделал. Иподиаконствовал. Надо было вовремя поспеть. В одну из первых служб уже стояли шпалерами верующие, иподиаконы, ждали епископа. Но я никак не мог понять, зачем за пятнадцать минут раньше вставать. Я, конечно, пришел в самый раз, уже все стояли, облачился в стихарь, вышел, и тут меня довольно громко отец Виктор Шаповаленков отчитал: “Молодой человек, вы должны приходить вовремя!”. Он был ключарем в Рязанском соборе. Жена его была регентом. Он был строг, но может быть и справедлив был. Во всяком случае, большой душевности у нас не было. Потом он в Подмосковье служил, в Удельной, близко от Быково.
Служил, ездил там в два-три каких-то места, куда архиерей ездил, в глубинку. Все очень мило, но, конечно, далеко от Москвы, двести километров как-никак. Потом решили, что так долго продолжаться не может. Посмотрели по карте с Павлом. Выбрали, что самое ближайшее место за пределами Москвы, по связи удобное — Малоярославец, не так уж далеко. Поехали туда. Он нашел себе квартиру, я нашел себе квартиру. И какое-то время там я жил. В гости друг к другу редко ходили, заняты были. Но создался такой модуль — день на работе, день дома. Раза три в неделю приезжать можно было — это ничего. Это было не так утомительно.
Ну, а потом… Потом продолжались всякие визиты непонятных людей. Приходил какой-то тип малоприятный, почему-то он выходил на кухню; это было в первый раз и во второй раз. Потом вызывали меня в какую-то комнату милиции, другой уже человек меня там обрабатывал. Но как-то мы опять не находили общего языка. Через несколько дней ночью я писал статью о Чехословацкой Церкви, о миротворчестве, что-то довольно поздно было, после полуночи, и в маленькие окошки домика, которые выходили на улицу, кто-то начал камни бросать, крепко бросал, долго, пока не разбил оба стекла в двух рамах и еще что-то такое. Но потом это прекратилось. Я понял, что это имеет связь “мистическую”: плата за несговорчивость.